— Ух ты, Макс! — возглас за спиной заставил меня чуть вздрогнуть. Маша стояла в своём любимом коротком халатике, держа полотенце в руках. — Ты в качалку ходишь? Прям видно стало.
— Брусья и турник на школьном стадионе, — пожал я плечами, уловив, как она задержала взгляд на моём торсе.
— Давно бы так… — бросила она и снова скрылась в ванной.
Я остался один, глядя в зеркало. Нет, не показалось. Что-то меняется. Только вот тренировки за несколько дней такого эффекта не дадут. Тут дело в другом. Может, Паук укусил? Не следователь, конечно. А как в том фильме, с современными спецэффектами и супергеройскими фишками. Или Лютый пробивается наружу? Что если тело начинает подстраиваться под моё настоящее «я» — опера из девяностых?
Поживём — увидим. Пока что тренировки уж точно отменять не буду, как штык каждый день. Мало ли. А в голову пришла нелепая мысль: говорят, в современной еде химии хватает, вот и эффект. Или просто наконец-то ем нормально, сплю и не горю на работе, как в прошлой жизни. Или…
Что ж… продолжаем эксперимент под кодовым названием «второй шанс». И главное — не сбавлять темп.
* * *
Пришёл на работу раньше обычного. Зарылся в ненавистные бумажки. Надо было разгрести это хламьё до обеда, чтобы потом заняться настоящим делом. Поскорее надо заглянуть в УГРО — узнать, что с Рябининым. Раскололи, не раскололи… Хотя кого я обманываю?
Даже хмыкнул, покачал головой. Никто его не расколет. Не в этих стенах, не этими оперками такие дела делаются — в лощёных рубашках, с айфонами и козлячьими бородками. Эти могут только явку с повинной принять. А допрос — это ремесло. Это надо уметь.
Дверь в кабинет распахнулась, и внутрь влетел начальник кадров.
— Яровой, на планёрку, — бросил он с порога.
— Какую ещё планёрку? — я удивлённо приподнял брови.
— Распоряжение начальника, — ответил тот, не глядя. — Семён Алексеевич велел, теперь ты на командирскую будешь ходить по утрам.
— С чего бы это вдруг? — машинально я почесал затылок. Что-то здесь не так.
Подполковник сощурился, голос стал колким:
— Дерзкий ты стал, Яровой. Не дорос ещё начальству такие вопросы задавать.
Я сгладил тон, чтобы понять, в чем тут соль, нацепил маску Максимки:
— Да нет, я ж просто… Ну, я же обычный инспектор. Не начальник, не зам. Интересно.
— Ты у нас теперь единственный в строю из группы анализа и планирования. Остальные — то на больничном, то в отпусках. А вопросов к вашему подразделению — выше крыши.
Ну-ну… Вопросов много, значит. Начальник штаба, выходит, ответить не может? Или не хочет. Здесь два варианта: либо Морда решил меня публично прищемить, как нерадивого — мол, вот, смотрите, не работает. Или наоборот — подтягивает поближе, чтобы не натворил делов. Чтобы не лез куда не надо, как в истории с Рябининым.
— И кстати, Яровой… — уже от двери обернулся кадровик. — Принеси мне на проверку тетради по служебной и морально-психологической подготовке. Они у тебя вообще есть?
— Конечно, есть… — соврал я на автомате. А сам пытаюсь вспомнить: были ли они вообще? Где валяются?
Ещё и две теперь тетради. Раньше была одна, тоненькая, с отписками. А теперь и морально-психологическую завели. Не отдел, а бухгалтерия какая-то. Бумажек — гора, а реальной работы — с гулькин нос.
Кадровик ушёл, а я повозился в ящике, нащупал ежедневник — толстенькая книжечка в тиснёной обложке, доставшаяся мне от предшественника. По неписаному закону на планёрку с пустыми руками ходить не положено — надо с книжицей, чтобы записывать «ценные указания» и «умные мысли» начальства.
Открыл ежедневник. Внутри — сплошные рисунки. Тут собачка с грустными глазами, там кошечка, на соседней странице — какие-то цветочки, орнамент. Максимка, парень ты был, видно, творческий… Должность непыльная тебе досталась, можно сидеть, бумажки перекладывать, в потолок смотреть, а мне вот не по нраву такое.
Взял авторучку, сунул между листов ежедневника и направился в кабинет Мордюкова. По утрам это помещение превращалось в небольшой зал для совещаний. Руководители подразделений уже расселись по стульям, выставленным вдоль стен: СО, ОД, ППС, ГАИ, Штаб, ОК, участковые, и прочие труженики невидимого фронта. Морда, видно, любил массовку.
Так было и в моё время. Только раньше собирались пару раз в неделю, расширенным составом, по делу. А сейчас — утром и вечером, как на работу и с работы. Работать некогда, только и успевай бегать по планёркам. Любой уважающий себя начальник теперь устраивал совещания при каждом чихе. Чтобы в главке про него говорили: «Семен Алексеевич контролирует, задачи ставит, на месте не сидит, всё держит в кулаке!» Молодец, мол.
Только хоть засовещайся тут, а толку? Преступления сами себя не раскроют, дела в суд сами не пойдут, а жулики без должной работы с ними ни в чём не сознаются. И вот на фоне этой декоративной суеты все продолжали имитировать бурную деятельность, стараясь выглядеть деловито. Хотя внутри у каждого уже кипело от таких дураковок.
Планёрка началась по стандарту — с зачитывания суточной сводки. Сонный дежурный, отмотавший ночь, бубнил в пол, перебирая листок с происшествиями: бытовуха, угоны, драки, мелкие кражи. Остальные слушали вполуха, кто в телефоне копался, кто авторучку теребил. А я — наоборот. Слушал внимательно.
Мне всё было интересно. И про сломанную дверь в кинотеатре, и про хулиганов у общежития техникума, и уж тем более — про дела посерьёзнее. Хороший опер всегда держит руку на пульсе, впитывает всё, даже, казалось бы, лишнее. Никогда не знаешь, какая мелочь всплывёт потом в большом деле. И потом, мне ещё нужно прислушаться к этому новому времени, не потерять его пульс. Этого тебе никто в заключении не напишет, ни один осведомитель не донесёт…
Не успел дежурный дочитать до конца, как в дверь резко и громко постучали.
— Разрешите⁈ — в кабинет буквально вкатился новый дежурный, сменивший ночного. Лицо мокрое от пота, рубашка прилипла, дыхание сбилось.
— Белкин? — оторвался от смартфона Мордюков, нахмурился. — Ты чего, не видишь? Планёрка идёт.
— Товарищ полковник… — дежурный вытер лоб тыльной стороной ладони. — У нас ЧП.
В комнате повисло напряжение. Все взгляды — на Мордюкова. Тот положил телефон на стол, откинулся на спинку кресла.
— Что случилось? — голос уже был не такой раздражённый, с