— Ты замерзла, — шепчет в мои губы.
— Немного…
— На берег?
Киваю. Пытаюсь восстановить дыхание. Он держит меня за руку. Идет немного впереди. Мои глаза блуждают по его широкой спине, россыпи родинок на лопатке. Мысленно бью себя по руке, потому что она так и тянется прикоснуться к нему. Егор поднимает свою футболку и протягивает ее мне.
— Зачем?
— Я так понимаю, полотенца у тебя нет...
— Не надо. Как ты потом будешь в мокрой?
— Ничего страшного. Я не планировал надевать ее, — хитро улыбается он. И подхватывает джинсы.
— Вытирайся! Кто недавно болел? — спрашивает он, натягивая джинсы. Глаза сами бегают по его телу. Он видит мое любопытство, улыбается. Я так и стою, прикрывшись спереди его черной футболкой. Стою и не могу оторвать от него глаз.
— Может тебе помочь? — он забирает свою майку и начинает обтирать мои плечи и спину. Наклоняется и шепчет: — Может, снимешь мокрое белье? Я отвернусь...
Мне становится жарко, дыхание учащается. Его руки снова обвивают меня. Егор притягивает меня к своей твердой груди.
— Уль! Тимур мне кое-что рассказал…
— Что интересно?
— Что у вас за война с ней? Почему-то мне кажется, что эта психопатка может быть опасной.
— Забудь... Не было ничего.
— Она угрожала тебе!
— Она всю жизнь пакостит мне. Этот случай лишь один из многих. — я отрываюсь от него. Егор нехотя расцепляет руки. Поднимаю свою футболку, натягиваю ее поверх мокрого белья. Следом идут шорты. — Не бери в голову. Уверена, что Тимур еще и приукрасил в своей манере то, что видел и слышал, — говорю, а в душе снова зарождается тревога. Я все стерплю. В глубине души мне даже жаль ее. Она с первой нашей встречи ревнует меня к матери. Только бы Диана не навредила Акселю.
Одевшись, направляюсь к Акселю. Который послушно ждет меня под деревом. Он сторонится Локки. Чувствую, что ему не нравится присутствие второго коня здесь. Егор подносит амуницию. Заново седлаю коня.
— Я хотела прогуляться на тот берег! Не хочешь с нами?
— Она еще спрашивает, — говорит Егор, запрыгивая на Локки.
Мы едем по-над берегом. Аксель упорно не хочет ровняться с ними. Обходит Локки по большому радиусу. То вырывается вперед, то намерено слегка отстает от них. Так и идем некоторое время, пока Егор не берет все в свои руки. Локки слушается его, хоть и фырчит недовольно время от времени. Наконец он подстраивается под Акселя, приблизившись очень близко, ровняется с нами. Обхватывает меня за талию и перетягивает на Локки. Я сама не поняла, как оказалась сидящей перед ним. Я перекидываю ногу и сажусь поудобнее. Он крепче прижимает меня к себе. Повод Акселя из рук не выпускаю. Хорошо, что он достаточно длинный.
— Он ревнует тебя, — говорит Егор мне на ухо.
— Я вижу! Ну и зачем ты это сделал? Теперь я не вымолю у него прощения…
— Вымолишь! Думаю, он отходчивый. Меня ведь тоже понять можно, — посмеивается Егор. — Мне не очень то удобно общаться с твоим затылком или все время вертеть головой. Так гораздо лучше. Правда?
Киваю. Мне действительно очень хорошо. Мы идем не спеша по берегу, вдалеке показывается первая лужайка.
— Там очень красиво. Донник цветет. Он так пахнет! Одуреть можно, — говорю я, откинувшись на его грудь.
— От тебя одуреть можно, — произносит он и целует меня в висок.
— Егор, — спохватываюсь я, — сфотографируешь меня на Акселе в этой красоте. В прошлом году было жаль покидать это место, не оставив о нем памяти.
***
Назад мы ехали каждый на своем коне. Аксель обиделся на меня. Это чувствовалось. Даже Егор подметил перемену в его настроении. Поэтому я больше не позволяла себе обижать своего друга. Всю дорогу просила у него прощения.
— Аксель, — в который раз обращаюсь к нему. — Ну не дуйся, пожалуйста! Теперь только ты! Обещаю! — наклоняюсь к его морде. — Если честно, мне вообще не понравилось…
— Что ты там ему шепчешь? — посмеиваясь, спрашивает Егор.
— Он не хочет меня прощать! Посмотри, как расстроен! — с досадой говорю я. Аксель слегка меняет траекторию своего пути, идет прямо на мелководье. — Аксель! Нет! Купаться мы больше не будем! — пытаюсь внушить ему я, но он упорно следует в выбранном направлении. — Аксель! Стой! Что ты задумал? — восклицаю я в тот момент, когда он аккуратно подгибает ноги и заваливается набок. Плюхает меня в илистую грязь, кромкой обрамляющую часть берега. Затем поднимается, как ни в чем не бывало и, даже не обернувшись, продолжает свой путь. Позади слышу хохот Егора.
— Он отойдет, Уль! — кричит Егор. — Ты только посмотри, как аккуратно он тебя уронил! — Егор подходит ко мне и протягивает руку. Я хватаюсь за предложенную ладонь и сильно дергаю ее на себя. Егор с хохотом падает рядом со мной, а точнее почти на меня...
28
Мои губы горят от поцелуев. Щеки и шея исцарапаны жесткой щетиной. Его машина стоит около моего подъезда, и мы вот уже больше часа не можем попрощаться. Аксель своей выходкой уничтожил мой и без того покалеченный телефон. Подарок Егора продолжал дожидаться меня в бардачке его автомобиля. Пятнадцать минут назад Егор закончил передачу данных с моей многострадальной трубки. Я думала, что все уже потеряно, но оказалось, что это не так. Листаю старые фото на новом телефоне.
— Это твоя бабушка?
— Да! Это старая фотография, сделанная еще до болезни, — задерживаю на ней взгляд. На фото бабуля сидит в кресле, на ее коленях свернулась в клубок кошка Брусника. Бабуля в ручную подшивает брюки деду. Я сфотографировала ее исподтишка, и эта фотография стала для меня самой любимой. Вот такой она и запомнилась мне. Цветущей, улыбающейся, с гладко причесанными волосами и в ярком цветастом халате. Всегда при деле. Именно такой я запомню ее на всю оставшуюся жизнь. Как жаль, что нет такого ластика, который бы мог стереть некоторые воспоминания. Я не хочу помнить то, как она страдала, и то, во что превратила ее коварная болезнь.
— Ты похожа не нее.
— Да. И на маму тоже.
— Давно ее не стало?
— Мне было шесть… Спасибо! Сама бы я не разобралась, — пытаюсь сменить тему, целую его в щеку. Мне немного неловко от этой ситуации. Вчера я наотрез отказалась от такого подарка. А сегодня сдалась. Не захотела спорить с Егором. Мне показалось, что это как-то глупо. По-детски, что ли... Он поворачивается и снова нападает на мои губы.
— Поехали ко мне!
— Поздно уже. Я, наверное, пойду, — говорю и одновременно тянусь к двери.
— Не убегай, посиди еще, — просит он. — Ты боишься меня?
— Нет, — отвожу взгляд в сторону.
— Уль! Я тебя не обижу, — берет меня за руку.
— Я знаю.
— Я не буду сильно приставать, — улыбается он.
— Давай не будем спешить. Я не узнаю себя рядом с тобой, — говорю, опустив взгляд. Ни скажешь же ему, что я не столько его боюсь, сколько себя. Я и правда чувствую себя подобным образом впервые. Вот такая я перезрелая. Нормальные девочки впервые влюбляются в четырнадцать, а я в двадцать. Что это, если не влюбленность?
— Я хочу познакомиться с твоим отцом.
— Как! Так быстро? Зачем? — начинаю тараторить я.
— Ты думаешь, он будет против меня?
— Нет! Почему? Просто все это так быстро!
— Ну ты же знакома с моим сыном?
— Что? — мои глаза расширяются, рот открывается сам собой.
— Ты, кстати, первая, кто узнал об этом.
— В смысле, Егор! Как это возможно?
Он откидывается на спинку своего сиденья.
— Оказывается, возможно. Я сам узнал только полгода назад.
— Вы делали тест?
— Нет! Я и так вижу, что он мой!
— Подожди! Получается, ты со своей мачехой? — прикрываю рот ладонью.
— Ну… На тот момент она еще не была моей мачехой, жила у нас в доме, но официально только собиралась ею стать. Тимур не знает и, наверное, пока не нужно ему знать об этом...
Я сижу, словно молнией пораженная. Нахожусь в таком шоке, будто бы эта новость касается непосредственно меня.
— Тебе было всего восемнадцать!