И когда, интересно, она собиралась мне об этом сказать?
— Если я правильно понимаю, то их интересуют только титулованные спортсмены. Не просто же так они ждут результатов Чемпионата, — спрашиваю у своего словоохотливого собеседника.
— Поверьте, — с улыбкой произносит он, — у нее и так достаточно наград, но звание Чемпионки Европы однозначно открыло бы перед ней далеко ни одни двери. Командное выступление, конечно, под вопросом, но индивидуальная программа у Ульяны на высший балл, — произносит Игорь Иванович и замолкает. Молчит несколько секунд, наблюдая за тем, как я сверлю взглядом вход в спортзал. И, наконец, решает закончить наше общение: — Егор Александрович. Я тогда возьму Буцефала для малышей. Он смирный, хорошо ладит с маленькими детьми?
— Возьмите, конечно.
— Спасибо. Передавайте привет Тимуру.
— Ага. Передам, — отвечаю ему и направляюсь в зал, из которого доносятся звуки ударов о маты, это они так приземляются, и бесконечные комментарии Вероники. Миниатюрной блондинки лет тридцати пяти, которая носится со своими подопечными, как наседка с цыплятами. И не выпускает ни одного из них из своего поля зрения.
— Лера! Плечи! Некрасиво! Где твоя осанка! — вопит тренерша. Комментируя пирамиду из трех спортсменов.
Ульяна стоит немного в стороне и только готовится сменить одного из акробатов на следующей поддержке. Девушка оборачивается и мимолетно улыбнувшись мне, заскакивает на деревянный тренажер. Неужели почувствовала мое присутствие? Ульяна делает сальто через круп лошади. Зажмуриваюсь от увиденного. Ужас… Как она еще до сих пор жива? У меня дух перехватывает, когда она проделает это на неподвижной поверхности. А когда конь скачет галопом, там вообще сдохнуть можно от переживаний. Куда смотрел ее отец, когда отдавал дочь в такой травмоопасный спорт.
Я с трудом смерился с увлечением Тимура. Никак не мог понять, почему он так привязан к конкуру. Но уговорить мальчишку сменить занятие после того, как он более четырех лет посветил этому спорту, оказалось невозможно. Из меня отец жокея сделать не смог. Отстал, когда понял, что мой рост и вес обещают быть далеко не жокейскими. Он в буквальном смысле навязывал мне то, что любил, и то, чем мечтал заниматься сам. Я даже не помню, сколько мне было лет, когда отец впервые посадил меня в седло. Не был бы так навязчив, возможно, и я бы проникся любовью к лошадям. Но любви не случилось… Лет пятнадцать я не садился на лошадь. Но непокорный Локки все же умудрился немного разбередить мою душу и заставить вспомнить прошлое.
Стою и не свожу с нее взгляда. Мне кажется, или она действительно начинает немного нервничать? Ульяна уже привыкла к тому, что я ненадолго заглядываю на ее тренировки. Обычно наблюдаю за ней минут десять и ухожу. Дольше смотреть на то, как она взлетает и летит вниз, у меня не хватает нервов. Чувство того, что она вот-вот потеряет равновесие и сорвется, не покидает меня ни на секунду, когда я наблюдаю за ее работой. Она уже несколько раз оглянулась в мою сторону. И я отчетливо вижу, как по ее лицу пробегают тени волнения.
Ульяна не выдерживает и спустя полчаса подбегает ко мне.
— Егор. У тебя все в порядке? Ты какой-то странный сегодня, — интересуется она. Ее взгляд изучающе бегают по моему лицу.
— Все нормально… Я просто любуюсь. Нельзя? — с лёгкой улыбкой отвечаю ей.
— Можно.
— А я уже подумал, что ты собираешься меня прогнать.
Уля опускает глаза. — Зачем? Ты нам совсем не мешаешь.
— Уль! — окликает ее тренер. — Все на сегодня! Илья связки потянул. Можешь идти.
Подхватываю ее под руку и вывожу в коридор. Черт! Здесь и податься некуда. Не попросишь же Светлану Олеговну из кабинета, когда я сам ей его вернул.
— Егор! Куда ты меня тащишь? — удивленным голосом спрашивает она.
— Соскучился, — дергаю ручку одной запертой двери, затем следующей. Третья дверь распахивается, являя нам внутренности подсобного помещения. Комнатка заставлена уборочным инвентарем. Вдоль одной стены располагается стеллаж, а около другой, небольшой офисный стол.
— Что это за кладовка — спрашиваю, затягивая ее в комнатушку и запирая за нами дверь.
— Здесь уборщица свои вещи остав…
Затыкаю ей рот поцелуем, по привычки подхватываю ее под попу, усаживая на стол. Все-таки разница в росте диктует нам свои правила. Но так даже лучше. Пристраиваюсь между ее бедер. Пожираю ее губы, оглаживая гладкую ткань, облегающую ее бедра, как вторая кожа. Она охотно отвечает мне, гладит плечи, прижимается ближе… С каждым днем она все активнее. Ее реакция на меня, никак не вяжется с ее скромным поведением в обычной жизни. Со мной она совсем другая. Может сделать так, чтобы она забылась и не смогла остановиться? Судя по ее состоянию, это будет не сложно. Она сама на грани. Это невозможно не чувствовать. Я ощущаю ее желание каждой клеткой. И сам сгораю от этого грёбоного желания.
— Егор! Егор… — вяло шепчет она. — Вдруг кто-нибудь зайдет?
— Не зайдет. — Продолжаю покрывать ее шею поцелуями.
— Егор, — едва справляется со своим голосом.
— Я запер дверь. — Скольжу ладонью по ее затылку, прочесываю пальцами основание слабо заплетенной косы. Слегка оттягиваю ее голову назад. Смотрю в глаза. Ее взгляд затуманенный, ресницы заторможено порхают, выдавая ее расслабленное состояние. Скулы горят румянцем, губы и вовсе отливают вишневым цветом. Ни разу не видел помады на них. Они и так бесподобны.
— Когда ты улетаешь? — задаю вопрос, на который и так знаю ответ.
— Во вторник.
— Я тоже полечу. Хочу тебя поддержать.
— А как же Тимур! Ты собираешься оставить его одного?
— Я что-нибудь придумаю...
— Ненужно! Не оставляй его. Меня не будет всего шесть дней. Ты даже не успеешь соскучиться, — шепчет она, а я снова набрасываюсь на ее губы.
Шесть дней. Может она и не собиралась соглашаться на эту работу. С чего я взял, что она согласится. У нее же отец здесь, учеба, Аксель, в конце концов. Уж его то она точно не бросит. Она не согласится. Вернется. Ульяна с жаром отвечает на мои поцелуи. Да куда она от меня денется. Разве я смогу ее отпустить…
32
Делю лист блокнота пополам, резко проводя по нему ручкой. Смотрю на белоснежную страницу, вдоль и поперёк расчерченную едва заметными голубыми линиями, и никак не могу решиться выполнить задуманное. Четыре дня мою голову не покидают мысли о предложении Светланы Олеговны. Наконец, решаюсь озаглавить импровизированные столбцы. Слева пишу ЗДЕСЬ, а справа — ТАМ. Не думала, что этот день когда-нибудь настанет. Раньше мысли о загранице не заходили дальше моих приземленных фантазий. Я прекрасно понимала, что мне вряд ли светит нечто подобное. В глубине души мечтала попробовать себя в новых условиях. Не сама, конечно, я придумала эти воздушные замки. Светлана Олеговна регулярно подпитывала мои фантазии разговорами о том, что я могла бы попробовать свои силы за пределами России не только на соревнованиях, но и потренироваться, пожить, а возможно, даже поработать там. Эти разговоры — еще одна причина, по которой Диана меня ненавидит. Ведь ей ее мама никогда не пророчила подобного будущего.
Ставлю жирную единицу во главе первого столбца и пишу слово ПАПА. Ни просто так он не хотел меня отпускать. Не просто так Светлана Олеговна так долго уговаривала его отпустить меня в Прагу. Папа просто боялся меня потерять. Теперь я отчетливо понимаю это. Ведь у него нет никого, кроме меня... Как он один? Ведь это ни неделя и не месяц, а целый год.
Ставлю цифру два и аккуратно вывожу имя того, с кем почти не расставалась вторую половину своей жизни: АКСЕЛЬ. Он будет тосковать… Как он перенесет мое длительное отсутствие? Я нужна ему ни меньше, чем он нужен мне.
Цифра три: ЕГОР. Улыбка сама растягивает мои губы, когда я вывожу заглавную буква "Е". Обвожу ее несколько раз. Как быстро этот человек проник в мое сердце. Я даже опомниться не успела, как оказалась в его объятиях. Таких крепких и сильных, надежных… Мне хорошо с ним. Бросаю взгляд на подоконник, на котором красуется белая орхидея. С каждым днем он становится все настойчивей. Да я и сама уже готова к большему. Меня тянет к нему. Сердце заходится в бешеной скачке, пульс частит, дыхание сбивается. Никто никогда не действовал на меня так, как он. Но мы так мало знакомы... Что если это пройдет? Вдруг он охладеет ко мне, лишь получив желаемое. Бросаю ручку на стол и встаю, чтобы сварить себе кофе. Странное желание возникло случайно. Я не пью кофе, но мне нравится его аромат. Скорее всего, мне просто хочется отвлечься, забыть на минуту, что мне необходимо принять решение, принимать которое я не готова.