— Нет, папа всё-таки летчик-инструктор. Тут книжек будет мало, — улыбнулся Михал своему старшему другу.
— Так почему ты решил, что нападающим быть интереснее? — к Адаму явно пришла какая-то светлая мысль.
— Но ведь гол забивает именно нападающий!
— Ты знаешь, я слышал про вратаря, который забил, — Адам прикрыл глаза, вспоминая, — сто тридцать один гол[1].
Михал ахнул в восхищении. У Адама вместо головы был настоящий компьютер.
— И вот у вратаря-то как раз футбол похож на шахматы. Он ставит фигуры. Он защищает ворота.
Михалу всегда было интересно со старшими. Папины школьные товарищи — компьютерный гений программист Адам Мицковский и профессор Люблинского университета Алекс Красицкий всегда разговаривали с ним, как со взрослым, обсуждая серьёзно всё что угодно. От рецептов русских блюд, которые готовила мама Михала Беата, до воззрений Стивена Хоккинга на сингулярность вселенной.
Впрочем, Михал прекрасно ладил и с ровесниками — одноклассниками и партнёрами по футбольной команде. И обожал младшую сестру Марийку. У них было чуть больше года разницы.
В футбол он впервые играл с отцом. Потом к ним присоединился Владик Зимовский с папой. Сложно было объяснить посторонним людям, кто они друг другу. Сами мальчики дружно решили, что братья. И всегда держались этой версии. Владик играл в обороне и не желал переходить в нападение.
— Зимовский-младший будет или адвокатом, или дипломатом, — комментировал эту ситуацию отец Михала Роберт Тухольский.
Именно следом за Владиком с его фантастической способностью к языкам Михал тянулся в гуманитарной сфере.
Стыдно было не знать хотя бы два языка, кроме польского. Зимовский знал английский, немецкий и французский.
Михал решил, что ему проще будет вместо немецкого освоить русский. Впрочем, это было совсем не сложно.
Его мама — Беата Тухольская, была наполовину русской. И русских друзей у их семьи было достаточно.
По-русски он читал много. Не всё понятно, но интересно.
Глава 2
После слов дяди Адама Михал перестал воспринимать тренировки вратарей как исключительно набор физических действий: позиционирование в воротах, прыжок, падение, подъём, фиксирование мяча. Теперь футбольное поле из створа ворот выглядело почти как шахматное.
— Что, понравилось тебе в воротах? — хлопнул Михала по плечу Владик.
Михал смущённо опустил голову. Мелькнувшая в голове мысль показалась Тухольскому нескромной. В команде по самой ходовой схеме четыре защитника, четыре полузащитника, два нападающих. И только один вратарь. Всегда. При любом раскладе.
Отец всегда говорил Михалу, что любое дело, если уж он за него берется, надо делать хорошо. Впрочем, Роберт Тухольский мог бы и ничего не произносить вслух. Достаточно было видеть, как он сам справляется со всеми своими делами.
Роберт уже не летал на регулярных рейсах — работал летчиком-инструктором. И больше времени мог проводить дома. Зато они с женой активно занимались своим хобби — бальными танцами. Их дом был отремонтирован руками отца. Михал не мог даже вспомнить, есть ли что-то, чего его папа не умел.
Он воспринял слова отца весьма серьёзно. Уметь падать для голкипера так же важно, как, например, для борца, и так же важно быстро подниматься, сохраняя внимание. Михал падал, прыгал и ловил мяч тысячи раз. Каждый день. В какой-то момент ему стало казаться, что он может поймать его с закрытыми глазами. Что чувствует мяч, как живое существо со своей энергетикой и характером.
На его детские матчи всегда ходили родители и сестра. Иногда приезжал дядя Адам. Тогда после матча они обязательно устраивали интереснейший разбор, рисуя на листах бумаги схемы действий команды. Адам рисовал "вид сверху".
— Но я же вижу не так, — резонно возражал Михал.
Тонкие паутинки линий взаимодействия складывались в причудливый орнамент, в котором Адам своим гениальным взглядом видел закономерности.
Усилия Михала принесли неожиданный эффект. Тренеры спортивной школы перевели его в группу к ребятам постарше. Эта команда уже участвовала в чемпионате страны. Высокий крепкий Тухольский внешне не сильно выделялся. Но внутренний мандраж был.
— Пап, мне надо выбрать номер, — Михал приехал домой, скинул спортивную сумку в коридоре, погладил собаку, выбежавшую ему на встречу, — Арчи, как думаешь, какой номер взять? Так, чтобы красиво и со значением.
Пёс гавкнул.
— Не, друг, первый номер у них занят. Есть ещё идеи?
Роберт отложил книгу, поднялся навстречу сыну.
— Номер хочешь? Чтоб счастливый? Есть одна идея.
В своём рабочем кабинете Роберт подвёл сына к стеклянному шкафу. Что было внутри, Михал знал. В детстве им с Марийкой строго запрещали прикасаться к его содержимому без взрослых. Это были награды. Бабушки и дедушки Тухольских. Дедушки Михала Торочинского — маминого папы- бригадного генерала Войска польского. Папины награды. И Леслава Зимовского. Маминого сына от первого брака, погибшего вместе со своим отцом совсем юным.
Роберт открыл шкаф и достал оттуда игрушечную собаку. Этого пса им с Марийкой давали поиграть, но потом его нужно было обязательно вернуть на место.
— Пап, а причём тут собака? Медали, ордена и игрушка. Странно, — Михал покрутил в руках плюшевого джек-рассел терьера.
— А это, сын, счастливая собака. Однажды мне пришлось лететь в Африку. И там забрать из плена бандитов вот такую вот собаку. Живую, конечно. Она принадлежала одной маленькой девочке. Девочку и её родителей мы тоже забрали. Пока я летел обратно, принял решение жениться на твоей маме. И если у нас будет ребёнок, то обязательно купить ему собаку. А когда прилетел, то твоя мама сказала, что она беременна. Так что… Тот рейс можно назвать очень счастливым. Мы тогда спасли людей и собаку. А меня дома уже ждал ты.
Михал не дышал. Видимо, отец рассказал ему сейчас почти сказочный вариант этой истории. Он покрутил в руках игрушку в поисках хоть каких-то цифр.
— Не ищи, — улыбнулся Роберт, — Позывной того рейса LOT-51.
С этого дня Михал Тухольский гордо носил на своей вратарской форме номер пятьдесят один.
Глава 3
Русский язык в целом давался Михалу легко. В школе его уже конечно не изучали. Родители рассказывали, что для них когда-то это был обязательный предмет.
Когда Михал был совсем маленький, мама читала ему по-русски сказки. Там было очень много непонятных слов. Но звучание этого языка, так похожего на польский, успокаивало. Но одно дело слушать, а другое — говорить, читать и писать.
Здесь бесценными учителями оказались Аня и Павлик Кирсановы. Дети русских друзей родителей, вполне себе такие же варшавяне, как и он. С ними можно было говорить и по-польски. Но