Глубоко вздохнув, я вхожу через служебный вход, как обычно.
Дверь, ведущая в коттедж, закрыта. Раньше она никогда не была закрыта.
Могу ли я войти?
Моё минутное торжество испаряется. Теперь я просто в замешательстве. Генри, наверное, в ярости из-за моего опоздания, но он точно ещё здесь — я слышу приглушённый голос. Я прижимаюсь ухом к двери, но не могу разобрать ни слова.
Я кладу свои вещи на стол и иду в ванную, чтобы ещё раз рассмотреть себя и оценить волшебство, которое сотворили Рэйчел и Кэти за двадцать минут.
Я с трудом узнаю себя. Дымчатые тени и густые чёрные ресницы делают мои карие глаза золотистыми. Втягиваю щёки и поворачиваю голову из стороны в сторону — контуринг действительно добавляет возраста. Выгляжу лет на двадцать пять. Они остановились на лёгком блеске для губ, и я рада — перемен и так достаточно.
А волосы… Их затянули в элегантный высокий хвост. Когда Рэйчел начала заливать мои волосы лаком, я запаниковала — вдруг она испортит мои новые любимые локоны? Но они заверили, что всё смоется, и явно знали, что делают.
И это правда — по пути сюда на меня оборачивались.
Я грустно улыбаюсь своему отражению. По крайней мере, внешне я буду выглядеть хорошо, даже если внутри меня будут терзать муки и разочарование.
Внезапный звонок рабочего телефона заставляет меня нахмуриться.
Генри звонит из коттеджа. Мы никогда раньше не пользовались телефоном. Я замираю, обдумывая, что сказать. В конце концов решаюсь на формальное:
— Здравствуйте, мистер Вульф. Чем могу быть полезна?
— Эбби, зайди сюда. — Он резко бросает трубку.
Закатив глаза и предвкушая неприятный разговор, я открываю дверь и вхожу внутрь.
Генри не один. С ним его отец.
— Здравствуйте, мисс Митчелл. — Уильям Вульф на этот раз удостаивает меня улыбкой, и в ней нет враждебности. На нем классический смокинг и черный галстук-бабочка. Его густые седые волосы зачёсаны назад, совсем как у Генри, только без вьющихся кончиков. В целом, он выглядит впечатляюще.
Никто бы не подумал, что ему осталось три года.
— Здравствуйте, сэр. — Хотя мне хочется игнорировать Генри, взгляд сам скользит к нему. Он переоделся в чёрный смокинг. Пиджак распахнут, открывая жилет, который плотно облегает его торс. Он выглядит потрясающе.
И он пристально смотрит на меня. Его лицо непроницаемо, но взгляд скользит по моему телу, и в глазах я вижу тот самый жар, который всегда появляется у него перед тем, как он начинает срывать с меня одежду.
Три раза. С Рошаной. Три раза, напоминаю я себе.
В горле встаёт ком. Я отвожу глаза, сосредотачиваясь на Уильяме.
— Принести вам что-нибудь? Может быть, что-нибудь выпить?
Уильям, усмехаясь, поднимает хрустальный бокал с янтарной жидкостью.
Первый промах. Я смущенно улыбаюсь.
— Конечно, простите. Я не заметила. Чем ещё могу помочь?
— Расскажи, что произошло сегодня в лифте с моим сыном.
В каком лифте?
С каким сыном?
— Похоже, Скотт вёл себя с тобой оскорбительно?
А, вот о чём. Я прочищаю горло.
— Да. Можно так сказать.
Они молча смотрят на меня, ожидая продолжения.
— Он… — Мои щеки вспыхивают, когда я вспоминаю слова Скотта. — Он настаивал на том, что у нас с мистером Вульфом более, чем профессиональные, отношения. И что если я не признаюсь, то потеряю работу, когда он возьмёт в свои руки управление отелем через несколько недель.
Брови Уильяма Вульфа приподнимаются, но он ничего не говорит.
— Что ещё он сказал? О тебе? — спокойно спрашивает Генри.
— Похоже, он навёл обо мне справки. Знал много личного. — Меня до сих пор бросает в дрожь.
— Должно быть, это было шоком.
— Да. Более того, я испугалась.
Уильям допивает и ставит бокал на стол.
— Я приношу извинения за своего сына. Он переходит все границы, когда чего-то хочет.
Опять же… какого сына? Потому что это можно сказать и о том, кто стоит рядом с тобой.
Он поворачивается к Генри.
— Увидимся в бальном зале на фотосессии. — Он многозначительно приподнимает бровь. — Держи меня в курсе.
— Как только всё подтвердится.
Что теперь происходит?
Мистер Вульф кладёт руку на плечо сына.
— Ты отлично справился с этим местом. Ты будешь управлять Wolf не хуже, чем я и твой дед. — Он понижает голос. — И мы разберёмся с другой проблемой. Одна ошибка. Все их совершали, включая меня.
Генри коротко кивает. Уильям уходит, улыбнувшись мне на прощание.
Дверь с глухим стуком закрывается.
И я понятия не имею, что говорить или делать дальше.
Генри наливает себе бокал. Я открываю рот, чтобы предостеречь — сегодня вечером ему нужно произносить речь, — но прикусываю язык. Если он хочет напиться и выставить себя дураком, пусть делает, что хочет. Тогда я не буду здесь единственной дурочкой.
— Нам стоит идти, чтобы не опоздать. — Я направляюсь в служебное помещение за своими вещами.
— Эбби.
Я замираю, но не оборачиваюсь.
Он тяжело вздыхает.
— На этой работе иногда приходится говорить то, чего не думаешь, и делать то, чего не хочешь.
— О, ты хочешь сказать, что не хотел спать с ней?
— Повернись, пожалуйста. — В его голосе появляется сталь, уже знакомая мне.
Я собираюсь с духом и продолжаю стоять спиной.
— О ком конкретно ты говоришь?
Из горла вырывается сдавленный смешок. О ком? Теперь я поворачиваюсь, чтобы прочитать правду в его глазах, даже если он не хочет признаваться.
— А как ты думаешь? Рошана Мафи. Помнишь такую? Ты поселил ее в соседнем коттедже.
Он долго молчит, просто смотрит на меня своим пугающим взглядом.
— Почему ты решила, что я трахал Рошану? Потому что Скотт, мой брат, о котором я предупреждал тебя, что он лжец и манипулятор, сказал тебе это?
Я сглатываю ком в горле. Не хочу подставлять Белинду, упоминая её предположения.
— Вы сегодня всё время трогали друг друга. И моя соседка по комнате сказала…
— О, ну если Скотт и твоя соседка сказали… — На его губах появляется раздражённая усмешка. Он прячет её за бокалом.
Он так и не признался.
Но и не отрицал. Хотелось бы верить, что это значит, что всё неправда.
Очень хотелось бы.
— Ты воспользовался мной. — Я борюсь с подступающими слезами.
— А ты мной — нет?
— Нет!
— Нет? Ты не была одержима мыслью забыть бывшего жениха?
— Это не имело отношения к нему! Я… — Я замолкаю. Зачем я делаю это с собой? Все бессмысленно. — Знаешь, я плохо себя чувствую. Если я не нужна…
— Ты нужна. Ты моя ассистентка, и не бросишь меня сегодня вечером. — Он делает шаг вперёд.
Я отступаю на пять.
Он допивает и аккуратно ставит бокал на стол, задумчиво проводя пальцами по краю.
— Послушай, возможно, отношения между нами вышли из-под контроля. Я находился под большим давлением и был достаточно самонадеян, чтобы думать, что могу делать все, что хочу, за закрытыми дверями. Из-за этого я говорил и делал то, чего не должен был. — Он вздыхает. — Ты молода и неопытна, я допустил ошибку с тобой, и за это прошу прощения.
Так вот кто я? Ошибка Генри?
— Думаю, пора начать вести себя как мужчина, каким меня считает отец. По крайней мере, я могу быть честен.
— Что это вообще значит?
— Это значит, что ты моя ассистентка, а я твой босс, и сейчас нам стоит сделать шаг назад и сосредоточиться на этом.
Он ожидает, что я просто сделаю вид, будто между нами ничего не было? Что я буду приходить сюда день за днём?
— Я не могу. Я не могу больше работать на тебя. — Слова вырываются сами, и я понимаю, что это правда. Больно, но правда.
Генри смотрит на меня спокойно.
— Хочешь вернуться на ферму? К контролирующей матери и бывшему, который трахает свою девушку в сараях по всему городу? Вернешься к тому, чтобы собирать сено в тюки, молиться в церкви и быть хорошей девочкой Эбигейл, которая продает мыло на базаре и тоскует по своей потерянной любви? Ты будешь несчастна. — У него хватает наглости ухмыльнуться. Потому что он прав, и мы оба это знаем.