Когда я кончаю, он тщательно слизывает мое блестящее возбуждение со своих губ, как будто смакует его. Он лукаво выгибает бровь.
— Ты думала, что не сможешь... кончить? Так кто же из нас лжец?
— Я тебя ненавижу.
Смешок.
— Это то, что ты кричала?
Прежде чем я успеваю придумать остроумный ответ, он хватает меня за бедра и тянет к себе по кровати, пока моя задница не упирается в его бедра. Правой рукой он направляет головку своего члена — когда, черт возьми, он успел надеть презерватив? — а затем толкается, растягивая меня до предела боли, едва войдя в меня.
— Эйден, — шепчу я. А может, кричу. Меня это не удивило бы.
— Мне нравится, когда ты произносишь мое имя.
Выражение его лица… Я не могу его прочитать. Не могу разобрать его значение в вихре ощущений. Он входит глубже, пистолет где-то на периферии моего сознания, это кажется неправильным и чертовски правильным одновременно. Это нежность в едва заметном изгибе его губ? Нет, не может быть. Наверное, это издевка. Насмешка. Это больше соответствовало бы тому абсолютному аду, через который он заставил меня пройти сегодня. Как будто он знает о какой-то большой шутке, которую я не понимаю.
Он проводит подушечкой большого пальца по моей нижней губе и проталкивает его внутрь, пока я не ощущаю вкус его кожи. Я прикусываю его, и изгиб его губ становится сильнее в ответ на мою агрессию. Его явное удовольствие вызывает у меня желание покрыть его синяками. Я никогда не была такой с кем-либо еще. Что в нем вызывает у меня такие чувства?
— Соси его, — хрипло шепчет он.
Я делаю это без возражений, а потом со стоном отстраняюсь.
— Боже, почему ты делаешь это?
— Хм, так мне тоже нравится. Продолжай это повторять.
— Почему? Тебе нравится строить из себя Бога?
— Нет, потому что пока ты в моей постели, я буду единственным мужчиной, которому ты поклоняешься. А теперь скажи это еще раз, как хорошая маленькая шлюха.
— Не называй меня так, — всхлипываю я, когда его большой палец поднимает мой подбородок, чтобы он мог укусить мою шею.
— Как? Шлюхой? — Он входит еще на дюйм. — Разве ты ведешь себя иначе, когда не строишь из себя капризную девчонку?
— Да! — почти рычу я. Я пытаюсь думать, но он такой большой, что все, о чем я могу думать, — это о том, как это приятно. Черт. Это не должно быть так приятно. Я никогда не смогу больше заниматься сексом, не вспоминая этот момент. Сравнивая всех, с кем буду, с ним. Он меня испортил. — Я-я не... Черт, ты бы не мог, пожалуйста...
— Не мог бы что? — Он переносит вес на колени, чтобы сесть и увидеть меня всю. Мои бедра обхватывают его, пытаясь принять его глубже в себя, но, конечно, у меня не выходит. Он не сдвигается с места.
Сжимая пистолет в левой руке, он позволяет весу ствола скользить по моему животу, и я замираю, когда он касается моего клитора. Свободной рукой он удерживает меня за бедро, чтобы я не могла отстраниться от холодного металла на моей горячей коже. Моя киска жадно трепещет вокруг его члена, желая большего и необъяснимо возбуждаясь от угрозы, его грязных слов и его непоколебимого самообладания. Если бы я так отчаянно не хотела, чтобы он начал двигаться, заставил меня кончить снова, я бы подтолкнула его к грани, как я сделала это своими губами, но сейчас он управляет ситуацией, и я бессильна его остановить.
Пистолет проходится по тому месту, где мы соединяемся, и я практически перестаю дышать. Я могла бы умереть вот так, и я не думаю, что хоть одна женщина, которой довелось испытать его член, стала бы меня винить. Все, чего я хочу, — это почувствовать его глубже, внутри, чтобы он наполнил и растянул меня, но он, кажется, наслаждается тем, что, может не торопясь изучать мое тело. Как будто он каталогизирует каждую часть меня в своей мысленной картотеке. Он не хочет пропустить ни малейшего изменения на моем лице.
— Это заводит тебя? — спрашиваю я, чтобы не просить о большем.
— Что?
— Пистолет. Это потому, что тебе нравится пугать меня?
Эйден изучает пространство между моими ногами, потирая стволом мой клитор, наблюдая, как я дергаюсь в ответ. Все мое тело горит, кричит, но он терпелив. Ничего общего с мужчиной, который практически стонал, когда я брала его в рот.
Я не ожидаю, что он ответит, но он кладет пистолет на кровать рядом с нами. Он входит еще на дюйм, и из моего горла вырывается сдавленный стон. Я никогда не чувствовала себя настолько желанной. Такой понятой. Но самое извращенное в этом всем то, что я начинаю понимать его.
Начинаю понимать, что он давит на меня не потому, что хочет отпугнуть, а потому, что, похоже, считает, что я смогу это вынести. И, черт возьми, конечно, мне нужно доказать, что он не прав. Я даже не уверена, что хочу справляться с тем, что он делает со мной, но моя гордость не позволяет мне отступать ни перед одним из его вызовов. Награда будет либо лучшим, что я когда-либо испытывала... либо худшим.
— Я делаю это, чтобы ты запомнила, почему должна убежать от меня как можно дальше. — Он проникает еще на дюйм. Блядь. Почему в нем так много гребаных дюймов? Никогда не думала, что буду проклинать большой член, и тем не менее. — И если у меня будет только одна ночь с тобой, я буду удерживать тебя здесь так долго, как смогу.
Ритмичные сокращения, вызванные его словами, втягивают его чуть глубже — не то чтобы я когда-нибудь призналась в этом. Я пытаюсь дышать, пытаюсь расслабиться вокруг этого невыносимого вторжения, но чем больше я стараюсь замедлить свою реакцию, тем быстрее она выходит из-под моего контроля.
— Черт, милая, я едва вошел в тебя.
Но даже его хриплый шепот не может остановить сладкий, жгучий оргазм, затапливающий мой живот, прокатывающийся по моим мышцам и выжимающий меня до тех пор, пока я не становлюсь податливой и безвольной под ним.
— Вот так, — говорит он, когда звон в моих ушах стихает. — Вот так. Такая хорошая маленькая шлюха для меня. Я хочу, чтобы ты признала это. Скажи мне, что это так, и я буду трахать тебя так сильно, что завтра ты не сможешь ходить.
— Ч-что?
Эйден входит в меня, один плотный, восхитительный дюйм за другим, и даже несмотря на то, что я уже настолько влажная, насколько это возможно, мне все равно трудно принять его. Удовольствие, боль, страх и желание переплетаются, пока я больше не могу их различить.
Что этот мужчина со мной делает?
Он покачивается, делая неглубокие толчки, которые дают мне лишь отдаленное представление о том, что я почувствую, когда он войдет в меня полностью. Разрушит.
— Почему? Что? Почему тебя это волнует? — Он попадает в точку, от которой я задыхаюсь. — О боже, Эйден, пожалуйста.
— Правильно, милая. Я твой бог, а ты моя грязная маленькая шлюха. Разве не так? — Он сильнее толкается бедрами, и моя спина выгибается, чтобы принять его глубже, хотя это вряд ли возможно. Должно быть, его пирсинг создали волшебники, потому что он невероятно хорош. Просто ошеломляет.
Он прижимается губами к моей шее, пробуя на вкус мои стоны с очередным рычанием. Я прижимаюсь к нему бедрами, желая быть ближе, чтобы он вошел в меня полностью, но он по-прежнему сопротивляется моей потребности. Не желает идти в моем темпе. Раздражающе терпелив.
— Я мог бы заставить тебя, но ты сама дашь мне то, что я хочу, не так ли? Как будто ты создана для меня. Теперь скажи, что я хочу услышать, и я дам этой жадной киске именно то, чего она заслуживает. — Жесткие слова, которые он шепчет мне на ухо, посылают волны удовольствия по позвоночнику, подавляя остатки моего сопротивления.
Наклонив голову так, чтобы моя челюсть коснулась его, я выдыхаю:
— Я твоя. Я твоя грязная маленькая шлюха, Эйден. Я твоя, я твоя, я твоя.
Последние слова я выдыхаю ему в рот, когда его губы сливаются с моими. Это просто, слаще любой развратной игры, которой мы предавались последние несколько часов, но именно его поцелуй ошеломляет меня больше всего. Он начинается нежно, даже немного неуверенно, что противоречит образу жестокого мужчины, которого я узнала. Легкое касание губ. Нежность застает меня врасплох.