Может быть, я боюсь, что он попросит меня остаться, и слова, которые вылетят из моего рта, будут не тем, что мне хотелось бы сказать на самом деле. Я знаю, что мне следует скормить ему, чтобы защитить запутанную паутину лжи, в которой я оказалась. Вместо этого я соглашусь на все, что он захочет. Останусь подольше. Не смогу держать рот на замке. Расскажу ему, кто я такая и почему я, по сути, вломилась в его дом и обокрала него.
Я не могу рисковать.
Я не могу.
Я не могу.
Не должно быть так трудно уйти, когда всего несколько часов назад это было единственным, чего я хотела. Мы знакомы меньше суток. Он не должен был так глубоко запасть мне в душу, но почему-то это произошло. Почему-то, когда я в последний раз изучаю его лицо, я чувствую, будто отрываю часть себя.
Потому что это должен быть последний раз.
Я не могу рисковать встретить его снова или задержаться еще хоть на минуту дольше. Я даже не буду искать его имя после того, как уйду, опасаясь, что это каким-то образом приведет ко мне. Мне меньше всего нужно, чтобы новость об этой катастрофе дошла до моего отца.
Нет, я должна полностью порвать с ним.
Сжав от отчаяния кулаки, я начинаю обратный отсчет от пяти, иначе никогда не выберусь из этой постели. Пять. Острые скулы. Полные, мягкие губы. Четыре. Густые брови над глазами цвета тумана. Три. Татуировки, покрывающие почти каждый дюйм его идеальной кожи от шеи до груди. Я могла бы изучать их всю жизнь и так и не запомнить, как следует. Два. Если бы я могла поцеловать его еще раз, я бы это сделала. Я бы вернулась и бросилась к его ногам, как только он попросил бы меня об этом.
Один.
Не давая себе ни секунды на раздумья, я откатываюсь от Эйдена, стараясь не смотреть на него. Как будто он черная дыра, и одного только признания его существования достаточно, чтобы меня засосало в нее. Я нахожу свое платье, брошенное в изножье кровати, и как можно тише надеваю его. Мои туфли искать бессмысленно. Я понятия не имею, где, черт возьми, я их оставила, и не хочу рисковать, тратя время на поиски. Самое важное — это сумочка, в которой лежит телефон моей матери. Именно из-за него я оказалась в этой передряге.
Она лежит на столике у двери, где Эйден оставил ее после моей безумной попытки бегства. Кажется, что это было так давно. Как будто женщина, которой я была тогда, настолько отличается от женщины, которой я являюсь сейчас, что я ее не узнаю.
Сосредоточься.
Взяв сумочку, я пересекаю спальню и подхожу к окну, где мне будет легче всего спрыгнуть на землю. Никаких кустов или другого садового декора. Было бы проще выйти через дверь, но я не готова рисковать. Там может быть его друг или кто-то из его партнеров.
Я останавливаюсь и последний раз смотрю на него, спящего в постели.
Мне так много хочется узнать о нем. Столько вопросов осталось без ответов.
Но мне придется довольствоваться тем, что все закончится здесь.
Потому что он опасен, а в моей жизни нет места для новых опасностей.
Даже если у них рот, созданный для греха, тело, как у бога, и способность читать меня, как открытую книгу.
Итак, с наступлением Хэллоуина я ухожу, полная решимости стереть прошлую ночь из своей памяти, хотя знаю, что это невозможно.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Эйден
— Мне нужно знать, что ты ей сказал, — требую я, прижимая дуло пистолета к его лбу так сильно, что на нем наверняка останется след. Ну, еще один, учитывая, что его лицо и так уже в крови и синяках. Мои костяшки саднят, напоминая мне, почему я редко использую кулаки. Это специализация Эймона.
Человек у моих ног хнычет. Жалкий. Если бы я не был в отчаянии, я бы всадил ему пулю в лоб, как только он начал умолять.
— Я ничего не говорил! Эта сука налетела на меня и пролила свой напиток на мой чертов костюм. Клянусь! Это все, что произошло.
Я наотмашь бью его пистолетом, который сжимаю рукой в перчатке. Кровь брызжет, когда металл встречается с его челюстью. Эймон, стоящий за моей спиной, отступает назад, не меняя выражения лица, хотя кровь почти заливает его брюки. Гараж — не самое подходящее место для грязной работы, но у меня не было времени перевезти его. Эймон купил склад где-то в городе специально для этой цели, но сейчас это уже не имеет значения.
— Блядь, чувак. Блядь. Я же ничего не сделал. — Слезы льются из его голубых глаз, но в отличие от слез моего милого котенка, эти вызывают у меня отвращение.
Я нажимаю кнопку на телефоне, и на экране появляется четкое изображение с камеры наблюдения. Она заполняет весь экран, и я бы отвернулся, если бы мог, но мой взгляд прикован к ней. Что-то ужасное сжимает мне грудь. Как будто на нее навалилась огромная тяжесть. Я знаю, что это она, не только потому, что на ней это чертовски короткое платье, мерцающее, как звездный свет, но и потому, что я пересмотрел запись полдюжины раз после того, как проснулся и обнаружил, что в моей постели ее нет. Я следил за ее передвижениями на протяжении всей вечеринки. Пересматривал наш разговор тет-а-тет снова и снова, пока Эймон не начал умолять меня перестать истязать его своими муками.
Мужчина, стоящий на коленях передо мной, — единственный, кто разговаривал с ней, прежде чем она исчезла наверху, и я нашел ее. Я уже догадался, что он не имеет никакого отношения к ее исчезновению, но мне не понравилось, как он, черт возьми, на нее смотрел. Слишком фамильярно. Слишком жадно.
На моем телефоне снова и снова повторяется сцена, где он сидит, раскинув ноги, и она вынуждена повернуться боком, чтобы проскользнуть мимо него. На нем маска дьявола, но его позу не трудно прочитать. Он пытается запугать ее. Наслаждается тем, как она протискивается мимо и бросает на него обеспокоенные взгляды. Только когда она случайно проливает свой напиток, его самообладание исчезает.
Прежде, чем переехать, я установил камеры по всему дому, поэтому они зафиксировали, как он выплюнул «Сука!» вслед ее удаляющейся фигуре. Если она и услышала его, то не обратила никакого внимания. Возможно, это разозлило его больше, чем испорченный костюм. В любом случае, я моментально нашел его.
— Пожалуйста, прости. Я ничего не имел в виду. Мне жаль. Не бей меня.
Я с трудом сдерживаю свое отвращение. Я подверг ее гораздо большим мучениям, и даже когда она умоляла, один ее непокорный взгляд чуть не содрал с меня шкуру.
— Эта маска никого не обманула. Я бы узнал ее даже с мешком на голове. Надо быть идиотом, чтобы не узнать ее. Черт возьми, я был всего на нескольких мероприятиях в загородном клубе с ее отцом, но даже я узнал бы такое тело на...
Он был мертв в тот момент, когда подтвердил, что знает, кто она. Пуля, пронзившая его мозг, заглушила остальные его жалкие мольбы. Я сделал это недостаточно быстро, мой череп пульсирует от головной боли из-за всех его криков.
Нет, мы не можем позволить какому-то слюнтяю болтать языком.
Эймон хмурится.
— Я же говорил, что она проблема. Чертов идиот.
— Она не проблема.
— Не хочу тебя расстраивать, приятель, но ты только что убил человека, потому что он назвал ее сукой. Если посмотришь в словаре, это будет определением проблемы. Если Киан когда-нибудь узнает...
— Киан ничего не узнает, если мы будем держать язык за зубами. Или тебе нужна еще одна демонстрация того, что я сделаю, если кто-то не сможет?
Эймон имитирует застегивание молнии на губах.
— Что ты хочешь, чтобы я с этим сделал? — спрашивает он, кивая головой в сторону тела.
Я бросаю на него бесстрастный взгляд, затем достаю из кармана золотой пистоль и бросаю в его сторону.
— Пусть приберутся в библиотеке наверху и в гараже и избавятся от обоих тел.
Эймон с тяжелым вздохом ловит монету в воздухе.
— Лучше забыть о ней.
— Я знаю.
— Ты повеселился, но что-то большее...
— Я вырос в том же мире, что и ты. Мне не нужно, чтобы ты объяснял мне риски.