Голова Уильяма резко поворачивается в мою сторону, и я едва не давлюсь напитком.
Кашляя, ставлю бокал на стол:
— Простите?
— Ваши секс сцены. Вы пишете их, исходя из собственного опыта?
Даже глядя прямо на Джолин, я чувствую, как Уильям следит за мной боковым зрением. Так что я даю ей единственный возможный ответ. Ложь.
— Разумеется.
Она вздыхает:
— Правда?
— Правда. У меня… весьма насыщенная сексуальная жизнь.
— И вы делали все, о чем пишете?
— Несомненно, — гордо смотрю на Уильяма, но он уже снова болтает с Арвен. Наверное, я придумала интерес в свою сторону.
— То есть даже ту сцену из «Гувернантки и барона», где он прижимает ее к стене, поднимает за бедра, встает перед ней на колени и… пробует ее на вкус, — она шепчет последнюю часть. — Это тоже?
— Конечно.
Конечно же, нет. Я даже малую часть всех интересных позиций из своих книг не пробовала. Но она об этом знать не должна.
Джолин выглядит искренне восхищенной:
— Вот это да. А я-то думала, в Бреттоне сексуальность подавляется, и у женщин почти нет свободы.
Тут она права. Прежде чем она успевает подловить меня на лжи, я меняю тему:
— Какая из моих книг ваша лю…
Но она резко машет руками, жестом велит мне замолчать и с восхищением смотрит куда-то через стол:
— Надо это послушать, — ее голос дрожит от нетерпения.
Я прослеживаю за ее взглядом и вижу Уильяма, стоящего перед небольшой толпой. С каких пор у него появилась аудитория? Его голос звучит бархатно и внушительно:
«В бездне страсти — первый поцелуй,
Торг из лжи, вуали и маски.
Ее сердце — за шелк и парчу,
Мое — за вздохи, не ласки.»
Публика встречает стихи восторженными аплодисментами, а я фыркаю. Причем громче, чем рассчитывала. Уильям наклоняет голову ко мне, и я понимаю, что он все услышал.
— Хочешь что-то сказать о моей поэзии, Вини?
Только не это прозвище! Оно действует мне на нервы как ничто другое. Я резко встаю.
— Еще как хочу, Вилли.
— Прошу, порадуй нас своим остроумием.
Я уже открываю рот, но понимаю, что действие «Облачного Пика» ослабевает. Быстро делаю два глотка, поднимаю подбородок и смотрю прямо ему в глаза.
— Твои стихи — сплошное жеманство.
Он разворачивается к столу, упираясь в него ладонями. Даже наклоняюсь надо мной, он все еще выше меня.
— В каком смысле?
— Они такие вычурные. Ты сам-то хоть понимаешь, что произносишь?
— Ах, милая Эд, — говорит он, изображая надутые губы. — Неужели мои слова слишком сложны для тебя?
Я закатываю глаза:
— Напротив. Твои слова — ниже моего уровня.
— Думаешь, ты справишься лучше? Наверное, ты великий мастер пера, раз пишешь про «огромный пульсирующий член герцога» и «стонущие охи гувернантки».
Он знает про герцога? Это значит, он читал мои книги? Я почти уже готова спросить, но голос разума подсказывает: он просто издевается.
Я скрещиваю руки на груди:
— Я могу и лучше.
Он повторяет мою позу, выпрямляясь во весь рост:
— Докажи.
— Я не просто докажу. — Мое чувство превосходства разгорается с новой силой, хотя мне все еще приходится задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо. Но это легко исправить. Я отодвигаю стул, встаю на сиденье, и теперь я чуть выше.
Взглядом обвожу толпу. Кто-то хмурится, кто-то улыбается в замешательстве.
Над головой Дафна потягивается в балках и заглядывает вниз:
— О, это надо видеть, — бормочет она.
Моя уверенность зашкаливает. У меня нет плана, но я ведь самая умная женщина в мире прямо сейчас. Чего мне бояться?
Нарочито высокомерным голосом я начинаю. Ритм получается медленным и немного корявым, но с каждой строкой становится легче.
«Жил-был Уилл — дамский кумир,
Он был уверен, что возбуждает мир.
Но дар его — зуд
В интимный уют….
Тут только мазь подойдет, не эликсир.»
Я хохочу, и толпа тоже.
— Ах, ты высмеиваешь мою гигиену? — Уильям говорит ровным голосом. — Очень зрелый юмор, надо признать.
Я увлеченно кланяюсь своей восторженной публике, как вдруг сквозь шум раздается голос Уилла. Он медленно обходит стол, не сводя с меня взгляда, и продолжает говорить:
«Эд, моя дорогая,
Маленькая Вини, боюсь,
Мое терпение к тебе истощилось.
Ведь кто бы смог вынести
Еще один выход на бис
Такой упорной боли в заднице?»
Он останавливается прямо передо мной. Наши лица всего в паре дюймов друг от друга. Еще один раунд смеха прокатывается по комнате. Щеки мои вспыхивают, но я ни за что не покажу ни капли смущения.
— Честно? Это было лучшее из того, что я от тебя слышала, — говорю. — Хоть что-то осмысленное.
— Прости, если тебе не хватает ума, чтобы постичь тонкости поэзии, — говорит он, протягивая палец, чтобы снова ткнуть меня в нос, как сделал это в книжном магазине. Но я перехватываю его руку и сжимаю палец в ладони.
— Прости, если тебе не хватает воображения, чтобы оценить пульсирующий член герцога. Понимаю, сложно, когда ты ни разу не видел подобного вживую. — Я бросаю на него красноречивый взгляд, все еще держа его палец, и с презрением отпускаю. — Но да, Вилли, член может быть больше чайной ложки.
Он упирает руки в бока.
— Чайной ложки? Серьезно?
— Удивлен?
— Еще бы. Понятия не имел, что член может быть меньше чайной ложки. Мой опыт — исключительно в области магнус-мелона, — он демонстративно дергает за пояс брюк.
— Магнус-мелона? — переспрашиваю я.
— Фейри-фрукт, — доносится голос Дафны с балок. — Длинный и внушительный.
Джолин наклоняется к нам, рот у нее почти подрагивает от восхищения, взгляд мечется от его брюк к глазам.
— Это мой любимый фрукт.
Уильям подмигивает.
Я тыкаю ему в грудь, чтобы вернуть внимание.
— Так ты планируешь выиграть издательский контракт? Соблазнять читателей? Так ты продаешь книги?
— А как ты собираешься победить? Твои читатели — старые девы или кандидаты в старые девы. Вряд ли ты сможешь использовать свой якобы насыщенный секс-опыт, чтобы их покорить.
Мои щеки вспыхивают. Значит, он все-таки подслушал наш разговор с Джолин.
— Во-первых, — фыркаю я, — как ты смеешь оскорблять моих читательниц, называя их старыми девами. Нет ничего постыдного в том, чтобы быть незамужней в любом возрасте, и мне не нравится, что ты — как и все общество — пытаешься внушить нам обратное. А во-вторых, я хотя бы не лапаю поклонников, чтобы продать книгу.
Он приближается. Я изо всех сил стараюсь не отшатнуться, чтобы не свалиться с табурета.
— Даже если бы и лапала, это бы тебе не помогло продать больше книг.
— Да, ты уже оклеветал мою целевую аудиторию.
— О, я обо всех, включая тебя. Ты не смогла бы соблазнить даже проститутку.
— Это ложь. Я бы просто заплатила ей. — Проклятье, куда подевалось мое остроумие? Я перехожу в атаку: — Спорим, ты просто болтун. Да, ты умеешь очаровывать словами, но это не значит, что ты хоть на что-то способен в постели. Спорим, ты отвратительный любовник.
— Думаешь, ты лучше?
— Знаю, что лучше. У меня целые книги об этом написаны.
— Так докажи это вне страниц. Соблазни кого-нибудь. Сейчас. Сегодня ночью.
Мой мозг глохнет. Я, не отводя взгляда, осторожно наклоняюсь, беру свой бокал и выпиваю остатки «Облачного Пика». Почти сразу разум проясняется, мысли становятся легкими как облака.
Ставлю стакан обратно и говорю:
— Я это сделаю. И вызываю тебя сделать то же самое.
— Легко, — ухмыляется он. — Может, добавим интереса в это все? Заключим пари?
— Пари? — раздается голос Монти, подходящего к столу. Я и не заметила, что он пропал во время нашей поэтической дуэли. Большинство зрителей, похоже, тоже разошлись. — Обожаю пари.