— Больше, чем свою работу? — откликается Дафна сверху. Она с грохотом приземляется на стол, звеня бокалами. — Не думаю, что мы должны поощрять это.
Монти отмахивается, не сводя глаз с нас:
— Ой, помолчи. Наконец-то становится интересно.
— Хорошо, — говорю я. — Я готова на пари.
Уильям окидывает меня взглядом.
— И что ты поставишь, любовь моя?
Я делаю паузу. Никогда раньше не участвовала в таких спорах, но остановиться не могу. Не сейчас, когда уверена, что никогда еще не была такой умной, смелой и гениальной. Мысли проносятся одна за другой, но одна из них больше всего достойна ставки и решит мою главную проблему:
— Издательский контракт, — говорю я дрожащим от волнения голосом.
Лицо Уильяма вытягивается.
Взгляд Монти мечется между нами.
— Какой контракт? Ты имеешь в виду тот самый контракт? — он смотрит на Дафну. — Откуда они вообще о нем знают?
— А ты как думаешь? — говорит она. — Ты не слышал их за дверью, пока мы обсуждали это в подсобке?
— Нет. У тебя слух лучше.
Уильям одаривает меня жеманным взглядом.
— Вини, нельзя же ставить свою добродетель на кон ради контракта.
— Мою добродетель? Прости, я думала, я в Фейрвивэе, где сексуальная свобода в почете.
Он прочищает горло, и вся его уверенность вдруг куда-то исчезает. Он понижает голос, становясь непривычно серьезным.
— У нас тут действительно больше свободы, но среди Благих фейри хватает тех, кто до сих пор чтит приличия.
Я никогда не любила все эти условности, особенно те, что призваны контролировать и подавлять женщин, при этом оставляя мужчин почти без ограничений. Его попытка оправдать добродетель вызывает во мне лишь ярость.
— Боишься? — бросаю я, с вызовом вскидывая подбородок.
— За тебя? Да. — В голосе снова сквозит самодовольство. — Ты опозоришься. Я выиграю, едва выйду за дверь.
Паника полосует меня изнутри. Я так увлеклась азартом нашего обмена колкостями, что даже не остановилась, чтобы осмыслить суть происходящего.
Пари.
На соблазнение.
При всем моем красноречии, это вовсе не моя сильная сторона.
Да, у меня были романы. В некоторых из них был секс. Но я никогда никого не соблазняла. Господи, о чем я только думала?
— Так, стоп, стоп, стоп! — Монти поднимает обе руки, и я мысленно благодарю небеса за его вмешательство. — Уильям прав. Слишком просто. Нам нужны условия. Хорошая игра — всегда с четкими правилами. А вы тут на кон ставите нечто весьма серьезное.
— Монти, перестань лезть, — бурчит Дафна. И, понизив голос: — Не обращайте внимания. У него извращенная натура.
Монти кладет руку на грудь и с преувеличенной драмой делает шаг назад:
— Ты ранила меня, Даф!
— Сам виноват! Это были твои слова, когда я только пришла на стажировку. Ты сказал: «У меня извращенная натура. Не относись ко мне серьезно». А потом наградил этой идиотской кличкой.
— Даф? А, ты имеешь в виду «Дорогая Даффи».
Дафна оскалилась, но тут же вновь повернулась к нам, закатив глаза.
— Монти — это тот самый человек, за чье попадание под молнию ты бы с удовольствием заплатила. Но если бы он умер, ты бы все равно поплакала. Ну знаешь, из разряда: посмеялась бы, если его переехал поезд, но потом бы зарыдала над останками.
— А я бы и над твоими останками поплакал, Дорогая Даффи, — отвечает Монти самым приторно-сладким тоном. Потом закатывает уже закатанные рукава, всплескивает руками и откидывает со лба вьющиеся светлые волосы, будто не пари, а операцию собрался проводить.
— Так, правила. Что значит «победить»? Допускаем: вы и правда знаете то, что, как я думаю, вы знаете: мистер Флетчер предложит тот самый контракт по итогам продаж во время тура. Но как пари повлияет на его решение?
— Я подслушала, что у нас будет выбор, — говорю я. Вот зачем я все еще ведусь на это пари? — Если один откажется, другому предложат контракт. Верно?
Монти тычет в меня пальцем:
— Ага! Понимаю, к чему ты ведешь. Проигравший должен отказаться от контракта, если его выберут. Значит, мы убираем продажи из уравнения и основываем все на сексе? Мне нравится.
— Прекратите этот бред, — отзывается Уильям, качая головой. Он снова серьезен, что не похоже на него. — Мы не можем поставить свои карьеры на одну ночь. Это безумие.
Видеть его растерянным невероятно приятно.
— Чего ты боишься? — подзуживаю я.
Тик дергает угол его челюсти, но он молчит.
— Уильям снова прав, — вмешивается Монти. — Одна ночь — слишком легко. Так что… давайте сделаем это многими ночами. Кто соблазнит больше всего любовников к концу тура, тот и победил.
Слово «победа» вновь пробуждает во мне азарт. А сама идея продлить пари до конца тура гениальна. У меня будет куча шансов отыграться. Я могу вернуть себе контракт, не обгоняя его в продажах. Прояснившийся разум напоминает: это ведь моя идея. Самая блестящая и остроумная. Конечно, все пойдет по плану.
Улыбка расползается по моим губам.
— Ты с ума сошла, — шепчет Уильям. — Выпей воды. Протрезвей.
— Я трезва как стеклышко, — заявляю я, выговаривая каждое слово четко и спокойно, чтобы не возникало сомнений. Будь я пьяна, уже бы заплетался язык, а этого сейчас точно нет. — Просто ты боишься проиграть.
— Я и не проиграю.
Я протягиваю руку:
— Тогда заключим пари.
Уильям тянется, чтобы пожать мою руку, но тут Монти резко подается вперед и рубящим движением разъединяет нас.
— Мисс Данфорт, — говорит он, — не так быстро. Пари с фейри сродни сделке. А они скрепляются магией. Не лучшая идея соглашаться, пока мы не обсудили условия.
Уверенность, до этого окутавшая меня, тут же сжимается в тревожный комок. Он прав. Способ умереть №3: заключить с фейри сделку, которая случайно приведет к смерти. Например, пообещать танцевать на празднике от заката до рассвета и умереть от истощения. Сомневаюсь, что наше пари закончится столь трагично, но есть еще способ умереть №4: нарушить сделку с фейри. Это почти всегда заканчивается смертью. В моей брошюрке не уточнялось, магия это или закон приводит приговор в исполнение, но и проверять на себе не хочется.
Я поднимаю обе ладони, показывая, что передумала жать руку.
Монти одобрительно кивает:
— Мудрое решение. Теперь нужно определить, что именно мы считаем соблазнением. Принуждать к соитию нельзя, ведь есть множество способов предаваться плотским утехам и без проникновения.
Я вспыхиваю от его прямолинейности. Да, я пишу чувственные романы, но обсуждать подобное вслух — совсем другое дело. Фейрвивэй действительно живет по своим законам.
— А что, если так? — продолжает Монти. — Считаем соблазнением любой акт физической близости между двумя сторонами за закрытой дверью спальни. И назначим срок. Все должно произойти до полуночи в любую из ночей. Или… мы можем сделать определение менее расплывчатым…
— Оставим все расплывчатым, — говорит Уильям холодно. Он и правда ведет себя странно. Но выражение его лица тут же смягчается, превращаясь в издевательскую ухмылку: — Ради Вини.
— Мне не нужна твоя забота.
— Но ты ее получишь. Она тебе пригодится, чтобы меня обойти. Мне и до полуночи не понадобится, чтобы каждый вечер находить себе спутника в постель. Ты же видела, как я действую на окружающих. Уверена, что хочешь тягаться с этим?
Если бы я не ощущала себя сейчас самым блистательным существом на свете, шагающим по облачному шарику из солнечного света и радуги, сотканному моим самым верным союзником, «Облачным Пиком», я, может, и задумалась бы, что в его словах есть мудрость.
— С удовольствием, — говорю я и вновь протягиваю ладонь. — Согласна на эти условия.
На этот раз Монти не вмешивается, и Уильям уверенно сжимает мою руку. Его глаза прищурены, а на челюсти снова дергается нерв.
— Я тоже согласен.
— Какая прелесть, — говорит Монти.
— Это ужасная идея, — бормочет Дафна.
— Это будет слишком легко, — хихикаю я, допивая остатки своего напитка.