ЧАСТЬ 2: КАК СОБЛАЗНИТЬ НЕЗНАКОМЦА
ГЛАВА 7
УИЛЬЯМ
Как, черт возьми, флирт с Эдвиной обернулся пари, по которому я должен переспать с кем-то, кроме нее? Она что, не поняла, что, когда я вызвал ее соблазнить кого-нибудь сегодня, я имел в виду себя? Я же дал ей такой прозрачный намек. Или нет?
Не то чтобы я хотел с ней спать. Конечно, нет. Она мне даже не нравится. Она — ходячее раздражение с отвратительным характером и мой прямой соперник в борьбе за контракт, который мне отчаянно нужен. Хотя... мне нравится ее общество. Особенно то, с каким азартом она меня ненавидит. Именно поэтому я и предложил ей попытаться соблазнить меня. Это было бы нечто, правда?
Но нет. Вместо того, чтобы прочитать подтекст моего явного флирта, она заглотила наживку, добавила в нее уголек, пламя и зашвырнула обратно в меня. И, разумеется, мне пришлось ответить тем же. Еще угля. Еще огня. И так по кругу.
Как это вообще вылилось в такое нелепое пари?
Я бросаю взгляд на свою милую идиотку-соперницу. Мы перебрались от столика к барной стойке. Она сидит на самом краю, уронив щеку на ладонь, очки сползли набок. Веки тяжелеют, и голова клонится.
Вот-вот уснет и в последний момент вздрагивает, пробуждаясь, бормоча что-то невнятное.
Приятно видеть, что «Облачный Пик» окончательно ее догнал. Так ей и надо — не послушала предупреждения. Я чуть было и сам не поверил, когда она сказала, что совершенно трезва: во время нашей пикировки она действительно была на удивление собрана. Но теперь ее мнимые остроумие и царственная уверенность рассыпались в сонную некомпетентность, — с людьми «Облачный Пик» всегда так и работает.
Я видел это своими глазами, когда сестра тайком попробовала его за моей спиной. Всю ночь писала, по ее словам, гениальную пьесу, а на следующий день блевала в три ручья. И, конечно, сценарий оказался полнейшей чушью. Эдвине я дал немного больше кредита доверия — ей ведь двадцать девять, в то время как моей сестре всего девятнадцать.
Эдвина снова клюет носом. Очки соскальзывают с ее лица на стойку. Когда она просыпается, она машинально тянется, чтобы поправить их на переносице, но, не нащупав, тычет себе в лоб. Хмурится, тычет снова, потом шарит рукой по стойке в поисках очков. Когда находит их и надевает, дьявольская ухмылка расползается у нее на лице, и мои губы в ответ тоже подрагивают.
Не потому, что она милая.
В этой дурацкой улыбке нет ничего милого. Ни в ее круглых румяных щеках.
Ни в том, как она заколола свои рыжие вихры, будто на одной стороне головы гнездо.
Ни в том, как болтает ногами, сидя на слишком высоком табурете, напевая себе под нос какую-то глупую мелодию…
— Уильям? — Арвен появляется перед моим взглядом, заграждая Эдвину своим прекрасным синим лицом.
Я трясу головой, осознавая, что это уже не первый раз, когда она называет мое имя. Хотя я сегодня изрядно принял, с момента заключения пари с Эдвиной не выпил ни капли. Весть о нашем споре разлетелась моментально, и к моей сопернице тут же слетелась стайка ухажеров. С Монти, порхающим по залу, как бабочка, кому-то нужно было остаться трезвым и присматривать за Эдвиной — вдруг она уйдет с одним из этих мужчин.
Ради саботажа, разумеется. Не ее защиты.
К счастью, действие напитка не заставило себя ждать, и она довольно быстро растеряла все свои ресурсы вместе с поклонниками. Ни один приличный человек не попытается затащить в постель пьяную, которая уже не в состоянии дать согласие.
Я заставляю себя сосредоточиться на Арвен:
— Прости, дорогая, о чем ты?
— Я спросила, правда ли, что ты не только поэт, но и театральный актер?
Я надеваю свою коронную улыбку. Уже немного поднадоевшую мне самому, если честно:
— Правда. Я сценический актер с университетских времен.
— А ты играл в чем-нибудь, что я могла бы видеть? — спрашивает Джолин.
Мне с трудом удается не нахмуриться на ее слова. Она буквально прицепилась ко мне с момента пари, и мне было бы куда спокойнее, если бы она осталась с Эдвиной и составила ей женскую компанию.
Конечно, тоже ради саботажа.
— Большие постановки — не мой стиль, — говорю я. Слова отдают горечью, потому что не до конца правдивы.
Чистокровные фейри вроде меня не могут лгать.
Разве что ты актер, играющий роль.
— Я предпочитаю камерные пьесы и художественные проекты, — говорит Уильям Хейвуд Поэт, в то время как Уильям Хейвуд Актер отдал бы все, чтобы попасть в грандиозную постановку.
— Я бы с удовольствием посмотрела камерную пьесу, — говорит Джолин, стреляя глазками из-под ресниц.
Арвен вклинивается между нами и крадет мое внимание:
— Уже почти полночь.
Я понимаю, к чему она клонит. Согласно условиям пари, до полуночи я должен предаться акту близости в собственной спальне. Арвен с Джолин уже устроили между собой собственное состязание, кто займет это место сегодня ночью.
Но ни одна из них не знает, что я вообще не собираюсь участвовать ни в чьей игре. Ни в их, ни в нашей с Эдвиной. Да, мы с ней закрепили пари устной договоренностью — для сделки с фейри этого вполне достаточно, — но к утру все это закончится. Глупышка проснется, вспомнит весь этот ужас, что она творила, и будет умолять меня расторгнуть сделку.
Просто. Почти готово.
А потом я просто вернусь к честной борьбе за контракт и обойду ее по продажам, опираясь на личные заслуги.
Мне, конечно, хочется победить — точнее, я в отчаянии, — но все же хотелось бы сохранить остатки достоинства.
— Я устала, — говорит Арвен, когда я не отвечаю. — Отдала бы все за тихое место, где можно посидеть.
Я слегка отклоняюсь в сторону, чтобы снова взглянуть на Эдвину. Она выглядит бодрой, но слегка, и болтает с кем-то, кого я не вижу. В следующий момент фигура — фейри-мужчина с гривой золотых волос и кошачьим носом — наклоняется и что-то шепчет ей на ухо.
Она смеется, потом визжит от неожиданности:
— У тебя есть хвоооооооост! — последнее слово растягивает чересчур долго и громко. Ее веки снова тяжелеют, и я успеваю заметить, как кончик загорелого хвоста с пушистой кисточкой щекочет ее щеку. Должно быть, он из фейри-львов в своей Благой форме. Она лениво хихикает, не открывая глаз:
— Я как раз пишу книгу про фейри с хвостом. Случайно ты не влюблен в хирурга?
— Я бы тоже с радостью посидела, — говорит Джолин, дергая меня за рукав.
— Вон там полно свободных мест у барной стойки, — резко отзываюсь я. Если бы она, черт подери, просто составила компанию Эдвине...
Выражение на лице Джолин тут же меняется, и я спохватываюсь. Черт. Вышел из образа и сорвался. Это совсем не то, что Уильям Хейвуд Поэт мог бы сказать симпатичной девушке, интересующейся его творчеством.
Я театрально вздыхаю и опускаю голову:
— Это были ее последние слова мне, — бормочу себе под нос.
— Чьи? — спрашивает Арвен. Она и Джолин переглядываются. — Ты про Джун6? Женщину, о которой твои стихи? Так вот о чем название книги? «Июньский портрет, запечатленный в покое». Такое красивое название.
Я поднимаю голову и, глядя в никуда, не отвечаю ни на один вопрос:
— Кто-то, кого я когда-то знал. Цветущий ад, это было так давно. Просто... хочу посидеть. Это она сказала мне тогда. А потом исчезла.
Джолин кладет ладонь мне на предплечье:
— Я не хотела ворошить болезненные воспоминания.
— Воспоминания как битое стекло, — говорю я. — Больны только те, к которым прикасаешься.
— Красиво, — вздыхает Арвен.
Я одариваю ее печальной улыбкой, а потом мой взгляд возвращается к Эдвине.
Но ее там нет.
Я нервно переминаюсь с ноги на ногу, вглядываясь поверх голов тех, кто стоит между мной и концом стойки. Но ее нигде не видно.
В груди что-то сжимается.
— Где Эдвина? — спрашиваю я, отчего девушки вздрагивают и оборачиваются.