Эдвина качает головой:
— Вернемся к теме. Ты, кажется, меня не понял. Я спрашивала не о том, что тебе нравится делать в постели. А что должно тебя зацепить, чтобы ты вообще захотел переспать с человеком?
Монти склоняет голову набок, взгляд задумчивый:
— Повязка на глазу, — говорит он. — И деревянная нога.
— Серьезно? — Джолин уставляется на Монти, потом переводит недоуменный взгляд на Эдвину. — Почему?
— Значит, она не против попробовать кое-что... пиратски пикантное с рейтингом ар-р-р-р-р-р.
Я зажмуриваюсь и тру лоб. Чертова пиратская шутка.
— Я не понимаю, — говорит Эдвина.
— Рейтинг R, — поясняет Монти, пожимая плечи.
— А что это значит?
— “R” — это “restricted7”, — отвечаю я, наконец справившись с собой и изображая безразличие.
Джолин кивает с воодушевлением:
— Это новый регламент, его ввели для театральных постановок. Разве ты не знала? «Гувернантка и развратник» стала первым спектаклем, получившим этот рейтинг. Ради него вообще и придумали систему.
Эдвина вскидывается, глаза как блюдца:
— Ты хочешь сказать, по «Гувернантке и развратнику» поставили спектакль? И он оказался настолько непристойным, что из-за него пришлось ввести специальную рейтинговую систему?
— Да, — подтверждает Джолин.
— Нет! — выдыхает Эдвина.
— Правда.
— Нет… серьезно?
— Да, Вини, — говорю я твердо. — Она не врет.
Эдвина смотрит на меня. Улыбка, распустившаяся на ее лице, такая светлая, такая настоящая, что у меня перехватывает дыхание. Я понимаю, что эта улыбка не для меня. Она — для спектакля, о котором она, похоже, не знала. Я открываю рот, готовясь признаться в кое-чем, что, возможно, заставило бы ее улыбнуться еще ярче, но вовремя останавливаюсь. Уильям Актер мог бы сыграть в постановке «Гувернантка и развратник», но Уильям Поэт никогда бы в этом не признался. Уильям Поэт презирает вымысел. И романтику.
И вообще, зачем мне хотеть, чтобы она улыбалась?
Карета останавливается. Мы прибыли в Университет Гипериона. Когда мы выходим на вымощенный камнем двор, кучер, к счастью, помогает Эдвине выбраться из кареты вместо меня. Слава фейри, не нужно повторения той сцены, где я, как дурак, пялился на нее, пока она грациозно входила в карету в этом чертовом импровизированном топе. Моя рука до сих пор помнит ее прикосновение, и я вряд ли бы сохранил невозмутимость, повторись все снова.
Я заставляю себя сосредоточиться на здании перед нами: четырехэтажное общежитие с колоннами цвета слоновой кости и синей черепичной крышей-куполом. Здесь я жил все четыре года учебы. Ностальгия накрывает меня с головой — смесь тоски, уюта и болезненного осознания того, что прошлое и будущее теперь разделяет непреодолимая пропасть времени.
Эдвина и Джолин идут рядом, восхищенно глядя на архитектуру, за ними скачет Дафна. Монти почти уже присоединяется к ним, но я останавливаю его, положив твердую руку на плечо.
Он оборачивается с веселым выражением лица:
— Могу помочь, мистер Хейвуд?
Я приближаюсь и понижаю голос:
— Не прикасайся к Эдвине.
— Не прикасаться?
— Это непрофессионально, — говорю как можно ровнее. — Ты наш тур-менеджер и публицист. Начинать с ней какие-либо отношения — это конфликт интересов.
Монти щурится. И в какой-то момент я почти верю, что он не шутил, когда говорил, что с радостью пустил бы в ход кулаки. Я, конечно, чуть выше, но никогда не участвовал в драках, которые происходят не на сцене театра. И все же не отвожу взгляд.
Он расплывается в улыбке:
— Молодец. В следующий раз скажи это при ней. Кстати, ты мне все еще должен ответ на вопрос про пики… из безе. — Он подмигивает, шевелит бровями и вприпрыжку догоняет девушек.
ГЛАВА 11
ЭДВИНА
Быть вовремя — как и следовало ожидать — довольно умиротворяющее ощущение. Никакой спешки. Никакой беготни. Никаких мольб к судьбе повернуть стрелки часов назад. Помогает и то, что моя комната всего в трех минутах ходьбы от места назначения. Небольшое общежитие, где мы с Джолин переночевали, было таким милым, таким похожим на то, в котором я жила, когда училась в Бреттоне, что я почти забыла: я вообще-то на земле фейри. Сначала я думала, что Университет Гиперион — исключительно для людей, но стоило мне войти в университетскую библиотеку, как меня снова накрыло этим волшебным очарованием фейри.
Вход открывается в огромный атриум, больше похожий на оранжерею, чем на библиотеку: белый мрамор с золотыми прожилками, горшки с растениями и цветами по периметру, а в центре — широкий круглый фонтан. Несколько этажей бесконечных слоновой кости стеллажей обрамляют атриум, и вдоль каждого яруса тянутся балюстрады из мрамора и стройные колоннады.
Я возвращаю взгляд в центр и приглядываюсь к фонтану. Тонкая струя воды создает умиротворяющую симфонию, сбегая с мраморных статуй в его сердце. Я подхожу ближе и разглядываю три человеческие фигуры. Вскидываю брови, узнав лицо самой ближней — это Ананда Бадами, одна из величайших писательниц всех времен! С чуть более сдержанным восторгом отмечаю и две другие фигуры рядом с ней: Грант Фартинг, поэт. Сильвен Рашворт, лауреат литературных премий. Сердце раздувается от счастья — видеть их в самом центре этого пространства, как хранителей знаний и вдохновения, как литературных ангелов-хранителей.
Оторвать взгляд почти невозможно, но мое внимание отвлекает легкое трепетание. Я поднимаю глаза к стеклянному потолку, залитому теплым солнечным светом, и замечаю бледно-голубые крылья. Птицы — по форме и размеру как ласточки — стремительно пролетают над головой, садясь на статуи под самым потолком или в заросли зелени. В другой ситуации я бы испугалась, что сейчас все вокруг окажется в птичьем помете, но сверкающая дымка, остающаяся после них в воздухе, дает понять, что это не обычные птицы. Наверняка это фейри-существа. А эта искристая вуаль… не она ли охлаждает воздух в библиотеке?
Мистер Филлипс уверял, что мне не придется одеваться под жаркую погоду. Я уже думала, он разыграл меня, пока шла сюда от общежития. Но теперь понимаю: он был прав. Мое зеленое платье из тафты с длинными рукавами идеально подходит для прохлады внутри.
Я все еще под впечатлением, но не смею застревать в восхищении надолго. Сегодня один из редких случаев, когда я пришла вовремя, и мне хочется этим воспользоваться после того, как расставлю книги. Следуя указаниям Монти, направляюсь к дальнему краю атриума. Там я обнаруживаю круглый помост — судя по всему, здесь обычно проводят лекции или мероприятия, как сегодняшнее. Два стола стоят на платформе, и я даже не удивляюсь, что Уильям уже все расставил на своем. Когда ко мне в комнату пришел Монти, чтобы убедиться в моей готовности к мероприятию, поэт уже был здесь. Хорошо хоть, что его самого здесь пока нет и что в этот раз наши столы стоят по разные стороны платформы.
Я подхожу к своему и нахожу несколько ящиков с книгами. Коробки уже вскрыты, но книги никто не расставил. Дафны сегодня не будет, но я справлюсь сама. Один из ящиков заполнен лишь частично, в нем остатки после автограф-сессии в Ветряном дворе: перья, чернила… и мои неудобные туфли. Значит, Уильям все-таки блефовал, угрожая их выкинуть, если я не возьму его идиотскую книгу. Лучше б выкинул — сделал бы мне доброе дело. Придется избавиться от них самой после мероприятия. Оставив туфли-которые-я-никогда-не-надену в ящике, достаю книги и с любовью расставляю их на столе. Пока не замечаю, что одна из книг не на своем месте.
Среди моря моих прекрасных лиловых обложек затесался том в зеленой. Хмурюсь, сразу узнав его. Оказывается, Уильям вернул не только мои туфли. Выуживаю незваного гостя из своей стопки и с раздражением пролистываю до титульного листа. Первое, что я там нахожу, — бледно-розовый лепесток, хотя я понятия не имею, откуда он там взялся. Я убираю его, позволяя ему спланировать на пол, и читаю страницу. И точно: на ней выведено имя Эд, а буква «д» заканчивается размашистой кляксой. Но это еще не все, есть подпись: «Мне нравятся похабщина и чепуха».