Я делаю реверанс в сторону мистера Сомертона:
— Спасибо за теплый прием. С нетерпением жду знакомства с вашим прекрасным домом.
Он кивает, а я увлекаю Джолин к широкой изогнутой лестнице.
— Куда ты собралась? — голос Уильяма звучит резко.
Я бросаю на него кокетливый взгляд через плечо:
— В северное крыло, конечно же.
ГЛАВА 13
УИЛЬЯМ
Спасать Эдвину от нее самой — не моя забота. Если она хочет позора, что ждет ее в северном крыле, это ее личное дело. Кто я такой, чтобы мешать? И все же, пока я об этом думаю, ноги предательски дергаются, будто вот-вот сорвутся с места, грудь жжет от раздражения с каждым ее шагом вверх по лестнице. Стоит ей ступить на площадку, как я уже мчусь за ней, бросив Грейсона на полуслове. Не то чтобы я вообще его слушал.
— Мисс Данфорт, — окликаю я.
Толпа здесь куда плотнее, гости снуют из комнаты в комнату, болтают в коридорах. Я зову ее снова, уже по имени, и она резко замирает. Наверняка удивилась, что я назвал ее по имени, а не Вини. Но и вправду, кто будет кричать «Вини» посреди домашней вечеринки?
Она упирает руки в бока:
— Уильям, зачем ты за мной увязался?
Этот вопрос застает меня врасплох. Приходится на секунду задуматься: а и правда, зачем? Не могу сказать, что я ее саботирую. То, что она найдет в северном крыле, никак не поможет ей в нашем пари. По крайней мере, не сразу. Можно было бы свалить это на инстинкт старшего брата, мол, защищаю, как делал бы это для сестры. Но ничего братского к Эдвине я не испытываю. Все, что она делает, выводит меня из себя. Она — заноза.
Так что же тогда? Просто потому, что она человек, а я знаю, насколько люди хрупки? Жизни их коротки, тела — подвержены недугам, от которых мне не страдать никогда.
Последняя мысль будто выбивает воздух из груди. Да, я слишком хорошо знаю, что такое человеческая хрупкость.
Может, дело в этом.
Я вновь натягиваю маску Уильяма Поэта и понижаю голос, чтобы слышала только она:
— Даю тебе последний шанс прислушаться к моему мудрому совету, Вини-Пух.
Она вскидывает брови, ноздри раздуваются.
— Если бы ты и правда хотел, чтобы я к тебе прислушалась, не называл бы меня так.
Черт, а ведь она права. Но я не смог удержаться. Уильяму Поэту просто жизненно необходимо ее дразнить. Это лучшие моменты его роли.
— Более того, — говорит она, — если бы ты хотел по-настоящему погасить мой интерес к северному крылу, ты бы предложил стать моим персональным провожатым. Тогда бы я и не подумала туда идти.
— Прекрасно, — скрежещу я зубами. — Я буду твоим провожатым. Ну что, идем?
— Какой же вы джентльмен, — вставляет Джолин, напоминая о своем существовании. Все это время она стояла рядом с Эдвиной, уставившись на меня с обожанием. Только вот, когда рядом Эдвина, все остальное исчезает. Настолько она надоедливая.
— Слишком поздно, — говорит Эдвина. — Я все равно иду.
Она поворачивается и уходит. Джолин переводит взгляд с нее на меня:
— Идем?
— Ты — нет.
Стоило это сказать, как я сразу понял: прозвучало чересчур резко. Джолин опустила глаза, словно щенок, которого отругали. Возможно, меня должно было это тронуть, но меня куда больше занимало, как бы побыстрее догнать Эдвину. Я натягиваю самую обаятельную улыбку:
— Северное крыло — неподходящее место ни для вас, ни для мисс Данфорт. Я провожу ее туда и прослежу, чтобы она благополучно вернулась.
— Но я тоже хочу пойти.
Я картинно склоняю голову, затем снова встречаюсь с ней взглядом:
— Я еще могу смириться с тем, что Эдвина войдет в столь сомнительное место, но что ты — нет. Я бы себе этого не простил. Поверь, мисс Вон. Я вернусь, и у нас с тобой будет возможность наконец поговорить наедине.
Она покачивается на каблуках, едва не падая от восторга:
— Правда?
— Правда. А теперь оставайся в южном крыле и жди меня.
— Ты вернешься за мной, — повторяет она, почти шепча. Губы приоткрыты, взгляд мечтательный, прикован к моим.
Я делаю шаг назад и утешительно похлопываю ее по плечу, а потом бегу за Эдвиной.
На избавление от мисс Вон ушло больше времени, чем я рассчитывал. Когда я наконец догоняю Эдвину, она уже заворачивает в коридор, ведущий к северному крылу.
Услышав мои шаги, она оборачивается и закатывает глаза:
— Я уже сказала. Твоя заявка на роль спутника опоздала. Я иду — с тобой или без тебя.
— Со мной, — парирую я. — Хочешь ты того или нет. По крайней мере, так я смогу вытащить тебя, когда ты в обморок хлопнешься.
— Почему я должна… О. — Она резко замирает, разворачивается ко мне. — Там пауки? В северном крыле террариум?
Паника в ее глазах — вот что почти заставляет меня расхохотаться. Если бы мог подтвердить ее страх, наверняка она бы сдалась на месте. Но теперь, когда мы одни, я снова соскальзываю из роли. Врать я могу только в образе Поэта. А если ложь не сработает, и она все равно туда пойдет, она узнает, что я умею лгать. А это секрет, которым я делиться не намерен.
— Нет там пауков, — наконец говорю я.
Она с облегчением выдыхает и идет дальше:
— Пауки — единственные существа, которым я не даю шанса выжить.
— Вот значит как, есть кто-то, кого ты ненавидишь больше меня?
— Только один, — с важным видом кивает она.
Мы доходим до белых дверей с золотыми ручками. По обе стороны стоят лакеи в белоснежных костюмах. Молча они вручают нам по стеклянному флакону и распахивают двери.
— Это что еще? — шепчет Эдвина, встряхивая флакон.
— Расскажу, когда войдем, — говорю я, пряча флакон в карман брюк.
Мы переступаем порог, и лакеи молча закрывают за нами двери. Как только они захлопываются, по телу разливается тяжесть — липкий страх оседает в костях. В полутемном коридоре в воздухе висит густой запах ладана. Где-то впереди слышны приглушенные звуки, и с каждым шагом мышцы напрягаются сильнее. Мне уже хочется повернуть назад. В памяти всплывает единственный раз, когда я бывал в северном крыле. Я отгоняю эти воспоминания. Сейчас дело не во мне. В Эдвине. Ей нельзя сюда одной. Чем раньше она поймет, что это за место, тем скорее мы уйдем.
Шаг за шагом звуки становятся все громче, различимее, пока коридор не выходит в просторный круглый зал. По стенам — ниши с мягкой мебелью: там диван, тут кресла, вон — качели. В каждой — обнаженные тела, извивающиеся в неком подобии живой инсталляции. По залу расставлены еще кресла, кушетки, мольберты — для тех, кто хочет «творить» свое искусство. Стоны, охи и хрипы сливаются в странную симфонию публичного наслаждения.
Ко мне подступает тошнота. Не потому, что секс мне противен. Секс — это красиво. Приятно. Но у меня есть причины ненавидеть это место. И сейчас оно выбрасывает наружу все то, что я пытался забыть. Паника. Унижение. Стыд.
— Ох! — голос Эдвины отвлекает как никогда кстати.
Я поворачиваюсь к ней. Она приподнимает очки, подталкивая их выше на переносице — знакомый жест. Я видел его весь день, наблюдая за ней на автограф-сессии. Привычное движение успокаивает и тут же пробуждает инстинкт защитника. Я же поэтому здесь.
Ее рот приоткрывается, глаза округляются:
— Господи. Это... оргия?
Я потираю подбородок, сдерживая желание прикрыть лицо рукой.
— Это клуб вуайеристов8.
— Это... это...
— Мы можем уйти, — мягко говорю я. — Просто развернемся и забудем, что это было. Я могу держать тебя за руку, если ноги подкашиваются. Клянусь, дразнить не буду…
— Это потрясающе!
Я моргаю, ошеломленный ее реакцией. Она подходит к ближайшей нише, где один мужчина сидит за другим на бархатном диване. Сложив пальцы у подбородка, Эдвина оглядывает пару с разных ракурсов.
— Вот это Йоханнес, а это Тимоти, — говорит она, когда я подхожу ближе.
Я понятия не имею, кто такие Йоханнес и Тимоти, но, если не ошибаюсь, она уже упоминала эти имена, когда была пьяна.