Это, конечно, авантюра для нас обоих, но я все равно намерен перевернуть игру в свою пользу. Правда остается правдой: я более способный и опытный соблазнитель. Да, вчера я забыл про наше пари, но в следующий раз буду готов. Эдвина — не единственный человек на острове, к которому я могу почувствовать влечение. Я еще наберу очки. А если она откажется клюнуть на мою приманку с карт-бланшем, я сделаю все возможное, чтобы довести ее. Раздражать. Возбуждать. Пока она сама не начнет умолять меня дать ей воспользоваться этим карт-бланшем.
— Ладно. Согласна на условия, — бурчит она, но по сжимающимся губам я вижу: она сдерживает улыбку. Думает, что уже выиграла, но наша игра только начинается. Подняв подбородок, она отворачивается к окну.
На бледной коже ее шеи, чуть выше кружевного воротничка, выделяется темное пятно. Я хмурюсь, наклоняю голову набок, чтобы разглядеть получше.
— Что? — она хмурится, заметив, что я на нее пялюсь.
Я дотрагиваюсь до своей шеи, в том же месте.
— У тебя тут что-то. Похоже, чернила.
Ее щеки наливаются краской, и она трет это место — не с той стороны. Я качаю головой, и она переключается на другую. Пятно не исчезает.
— Дай сюда, — не успеваю опомниться, как убираю руку с подголовника, отодвигаю ее пальцы и провожу большим пальцем по пятну. Как и у нее, у меня не выходит его стереть.
Но… выходит кое-что другое.
Краем глаза замечаю, как ее веки опускаются от моего прикосновения. Подушечка пальца чувствует, как учащается ее пульс. Шея дрожит от этого биения.
Что-то в этом ритме сбивает мой собственный. Живот сжимается от желания и гордости. Одним движением пальца я имею над ней такую власть. Насколько сильнее я смогу ее сбить?
— Не шевелись, — говорю я, понижая голос. Миллиметр за миллиметром наклоняюсь к ней и почти жду, что она отдернется, когда я приближаюсь к ее шее. Но она замирает, даже когда мой рот касается ее кожи. Даже когда я разомкнул губы и медленно провел языком по пятну. Чувствую горечь чернил, солоноватость кожи и еще что-то цветочное. Мыло или масло? Она издает тонкий звук, почти писк, почти стон. Я замираю, представляя, какие еще звуки могу из нее вытянуть. Почти готов попробовать…
Но нет. Это не будет бесплатно. Хочет большего, пускай умоляет меня этими словами.
Карт-бланш.
Я отстраняюсь, пятна больше не видно, и возвращаю руку на спинку сиденья.
Она резко поворачивается ко мне, лицо — смесь ужаса и восторга.
— Ты меня лизнул.
Я провожу пальцем по нижней губе.
— Пожалуйста, — и подмигиваю.
Такого оттенка алого на ее щеках я еще не видел. Она прикрывает рот ладонью, словно только что вспомнила, какой звук издала, и тут же отворачивается, уставившись на дверь купе.
Я тоже отворачиваюсь, пытаясь остудить голову, выйти из роли… Или войти обратно?
До меня доходит, что я только что сделал. Что сказал. Я не планировал ничего из этого. Почему с ней я такой? Почему тянет подначивать, только чтобы увидеть, как она огрызается в ответ? Почему хочется снова и снова сталкиваться с ней лбами — не чтобы победить, а чтобы смотреть, как она сверкает в бою?
Кто я, блядь, такой, когда рядом с ней? Я тот самоуверенный соблазнитель, что был минуту назад? Или глупый фейри, который слишком остро ощущает ее запах и близость?
Может, и то, и другое.
Дверь купе сдвигается, и Эдвина тут же подается вперед, будто давно ждала, когда ее кто-нибудь спасет. Заходит Монти с Дафной на хвосте.
— О, хорошо. Никто не поубивал друг друга. — Он кидает на нас с Эдвиной по пледу из темно-зеленого бархата.
— Это зачем? — спрашивает Эдвина, разглядывая свой.
— Что, не читали расписание? — Монти устраивается напротив, Дафна уютно сворачивается под своим пледом, пока мистер Филлипс расправляет свой на коленях. — Скоро мы пересечем границу, станет холодно.
— Ах да, — говорит Эдвина, расправляя плед на коленях и заодно отодвигаясь подальше от меня. — Мы едем в Зимний двор.
Судя по ровному тону, она не догадывается, что именно нас там ждет.
Я ерзаю на месте, плед все еще лежит рядом, нерасправленный. Уильям Поэт боится следующей остановки. Он боялся ее с самого начала. Он надеялся, что Эдвина так и не узнает, что ее ждет. Потому что Зимний двор — дом самого большого и влиятельного ее поклонника. Королевы. Женщины, которая сделала «Гувернантку и развратника» бестселлером в Фейрвивэе. Уильям Актер ненавидит эту поездку не меньше Поэта. Как он может не испытывать злости и к Эдвине, и к ее известной поклоннице из-за пьесы, что забрала у него карьеру?
Тем временем Уилл…
Я медленно выдыхаю, чувствуя, как Эдвина устраивается поудобнее под своим пледом. Вкус ее кожи до сих пор щекочет язык.
Уилл считает, что Эдвина — гений.
Красивая.
Заноза в его чертовой заднице, но какая же восхитительная.
Глядя, как за окном синий небесный купол сменяется пушистыми белыми облаками, я позволяю себе признаться: Эдвина — гораздо больше, чем сама о себе думает.
Пожалуй, пора ей это понять.
ЧАСТЬ 3: КАК ВЛЮБИТЬ В СЕБЯ СОПЕРНИКА
ГЛАВА 20
ЭДВИНА
После бурного визита в Солнечный двор мне понадобилось несколько дней, чтобы прийти в себя. До следующей автограф-сессии еще полнедели, и мне как раз дают эту передышку. Что может быть лучше отдыха в роскошном отеле посреди зимы? Ничто и оно зовет меня остаться в тепле отеля «Верити» в самом центре Вернона, Зимнего двора.
Наши номера просторные, с богатой обстановкой и идеальным обогревом. Нас либо кормят в изысканном общем зале, либо приносят еду прямо в номер. Вид из окна — падающие снежинки, улицы и магазины под белым одеялом и горы вдалеке с заснеженными вершинами — позволяет наслаждаться красотой погоды, даже не выходя на улицу.
Но самое приятное в этом всем — передышка от Уильяма. Наш с Дафной номер находится по соседству с тем, в котором живут Уильям и Монти, но за последние пару дней мы почти не виделись. Риска, что Уильям наберет очки в нашем пари, сейчас почти нет. Монти сказал, что Вернон — курортный город, ориентированный в первую очередь на человеческих туристов. Здесь ценят приличия. Никаких шумных сборищ в отеле, никаких возможностей завязать случайное знакомство без официального представления. Здесь не то место, где можно вот так просто приударить за незнакомцем.
Хотя…
Проверить все же не помешает.
На каминной полке часы показывают чуть позже десяти. Мы ужинали с Монти и Уильямом несколько часов назад, и я видела, как Уильям вошел в свой номер, зевая от усталости. Я тоже зевнула — для вида. В последние дни между нами все именно так. Фальшивые зевки. Молчаливое подчеркивание: очередной скучный вечер прошел без событий.
Хотя правда ли без?
Мой да.
Но что, если Уильям притворяется?
Он знает, что я не воспользуюсь своим карт-бланшем, если это не ради саботажа. А если он хочет вырвать очко, когда я меньше всего этого жду, — момент идеален.
Босыми ногами прохожу по мягкому кремовому ковру к дубовому платяному шкафу. Оттуда достаю один из бордовых бархатных халатов, что лежат здесь про запас, накидываю его поверх сорочки и направляюсь к двери. Прислоняюсь ухом, прислушиваясь к шагам в коридоре. К счастью, Дафна не здесь и не подшучивает над моим странным поведением. С тех пор, как мы приехали в Вернон, она почти все время проводит на улице. Видимо, куница неравнодушна к снегу.
В коридоре все спокойно, и я осторожно приоткрываю дверь. Свет от ламп приглушенный, заливает стены с кремово-салатовым жаккардом мягким золотистым сиянием. Час назад я слышала, как хлопнула дверь Уильяма, значит, он или Монти, или оба, вышли из номера. Тогда я тоже пыталась выглянуть, но успела лишь заметить, как чей-то силуэт свернул за угол. Возможно, это был Монти, уходивший к мужчинам, что после ужина курят и пьют в общем зале. Возможно, он уже вернулся, а я не услышала.