Но вдруг это был Уильям?
Вдруг ему удалось обойти строгие правила отеля и найти себе любовницу? Если они с Монти вышли одновременно, то Уильям мог вернуться раньше и устроить себе мимолетное свидание. Я весь вечер просидела за письменным столом, вполуха прислушиваясь к смежной стене. Ничего подозрительного не услышала. Но что, если стены хорошо изолированы? Или зачарованы, чтобы заглушать звуки? То, что я слышала, как захлопнулась дверь, не значит, что я слышала все остальное.
Я открываю дверь пошире и оглядываюсь в одну сторону коридора, потом в другую. Пусто. На цыпочках подкрадываюсь к следующей двери и прижимаюсь к ней ухом. Слушаю.
Слушаю.
Слушаю.
Но слышу только, как бешено стучит мое сердце. Замедляю дыхание, наклоняю голову, прижимаюсь ближе…
— Что ищем?
Сдавленный визг срывается у меня с губ, и я резко оборачиваюсь. Как, черт возьми, Уильям подкрался ко мне? Как вообще смог прижаться ухом к двери рядом со мной, а я даже не услышала? Он смеется, делает глоток из бокала в руке и откидывается на дверной косяк.
Он приподнимает бровь.
— Подслушиваешь, милая?
Я сканирую его вид: темные взъерошенные волосы, расстегнутый воротник, жилет. Паника накатом обрушивается на меня: что, если он был с кем-то, но не у себя в номере? Разве в условиях нашего пари не сказано, что физическая близость засчитывается только за дверьми своей спальни? Но это не мешает Уильяму искать удовольствия просто так, без расчета на очки. И тут меня накрывает гнев волной, такой резкой, что я машинально обхватываю себя руками, чтобы сдержать ее.
— Спокойной ночи, мистер Хейвуд, — говорю я и решительно прохожу мимо в сторону своего номера. Но его рука ложится мне на локоть. Я замираю и, сверкая глазами, смотрю на него: — Что?
Он улыбается, глядя на меня сверху вниз и покручивая в бокале изумрудную жидкость.
— Ты вроде как хотела что-то сказать, нет?
— Что я вообще могу тебе сказать?
Он притворяется, будто размышляет, потом делает еще глоток.
— Хм… ну, например, одну волшебную фразу. Ради нее ты и шныряешь у моей двери, правда? Ты пришла за своим карт-бланшем. Ты готова использовать меня.
— Совсем нет, — отвечаю я, но голос выходит с хрипотцой.
— Тогда почему ты здесь?
— Я… я просто подумала, где вы с Монти можете быть.
Он осушает бокал.
— Мы выпивали. Ну, я выпивал. Монти курил.
Я снова оглядываю его расстегнутую рубашку, растрепанные волосы, которые торчат у острых ушей в беспорядке, больше волнующем, чем неопрятном. Этот раздражающий фейри — сама похоть. Хоть в костюме, хоть с алкоголем на губах и расстегнутыми пуговицами.
— И это все, чем вы занимались?
Уголок его губ изгибается. Он моргает медленно, с томной тяжестью.
— Я мно-о-ого пил.
Мне становится легче дышать. Если подумать, я не видела его в таком состоянии с той самой первой ночи в «Парящей Надежде», еще до того, как я узнала про «Облачный Пик». Тогда он был очаровательно пьян… пока я не перебрала еще сильнее. В Сомертон-Хаусе он выпил всего пару бокалов и выглядел вполне в себе. Но сейчас… да, пожалуй, опьянение объясняет его вид. Меня злит, как сильно это меня очаровывает. Как приятно осознавать, что он не был с любовницей.
Хотя, если подумать, у меня есть полное право чувствовать облегчение. Мне хочется как можно дольше сохранить отрыв в одно очко. А после того, как я потрачу свой карт-бланш, будет уже два.
И этого утешения мне пока достаточно.
Я распрямляюсь, опуская руки:
— Ну что ж. Не буду мешать.
— Вини.
Я игнорирую его и иду дальше. Он снова тянется к моему локтю, но в этот раз промахивается. Его пальцы цепляются за пояс моего халата. Еще шаг, и пояс развязывается. Я резко замираю, но бархат уже соскальзывает с плеч. Первая реакция — прикрыться, но тут Уильям роняет бокал. Я забываю про халат и тянусь поймать стакан. Он тоже. Наши руки сталкиваются, и стекло отклоняется вбок, падает на мягкий ковер и остается целым.
А наши пальцы оказываются переплетены.
Я не знаю, как реагировать. Поднимаю глаза — и вижу, как он застыл, разинув рот, жадно рассматривая меня с головы до ног. Черт. Раскрытый халат. Я снова хочу прикрыться, но его выражение заставляет меня задуматься. Мой вид вызвал у него такую реакцию. Он же сделал его таким неуклюжим? Он уронил бокал, потому что был ошеломлен тем, как с меня соскальзывает халат?
Вместо того чтобы прикрыться халатом, я чуть смещаюсь, позволяя бархату соскользнуть еще ниже по плечам, открывая еще больше сорочки. Пусть видит все. Каждый дюйм белого муслина, скрывающего то, чего он не получит этой ночью. Его пальцы крепче сжимаются вокруг моих.
Я отступаю на шаг, открываясь ему еще больше, но его взгляд теперь прикован к моим глазам.
— Верни мне руку, Уильям.
На его лице вспыхивает озорное удовольствие, и он тянет меня за ладонь, вынуждая подойти ближе.
— Позволь сначала пожелать тебе спокойной ночи как следует.
Я глотаю воздух.
— Что ты имеешь в виду?
Он не отводит взгляда и поднимает мою руку. А затем опускает губы к моим костяшкам. Я замираю, вспоминая, как он облизал мне шею в купе поезда. С тех пор не проходит и часа, чтобы я об этом не думала, и сейчас это воспоминание касается меня как любовник. А вместе с ним в голову возвращается и мой фантазийный любовник из теней — тот, что возник в мыслях, когда Уильям прижал меня к стене возле комнаты. Теперь их трое: горячая тень у спины, язык, скользящий вверх по шее, и он сам, настоящий, стоящий передо мной, от которого исходит это невыносимое притяжение. Он касается нижней губой одной костяшки, потом другой. Движение, которое должно быть целомудренным, — и все же это, возможно, самое эротичное, что со мной делали. Между бедер вспыхивает жар, а в голове звенит его голос:
Используй меня.
Используй меня.
Используй меня.
Он накрывает губами всю тыльную сторону ладони. Я почти возмущенно вскрикиваю, когда он выпрямляется, но позволяю своим пальцам выскользнуть из его.
— Спокойной ночи, Вини, — шепчет он, подмигивает, поднимает бокал с пола и направляется к своей двери.
Я заставляю себя двигаться и бросаюсь к своей. Хватаюсь за ручку, но не поворачиваю ее. Уильям тоже остановился, не заходя. Он смотрит на меня, приподняв бровь — безмолвный вызов: обменяй свой карт-бланш. Позови меня. Позволь показать тебе другие места, куда могут опуститься мои губы. Они уже сводили меня с ума на шее и на руке. А каково будет…
Я стискиваю челюсть и заставляю мысли отступить. Заставляю пульсирующее между бедер желание перестать подкидывать лишние идеи — сохраню их на тот момент, когда смогу по-настоящему сорвать очко у Уильяма.
Желание не уходит. Оно только копится, горит, нарастает. Но я хотя бы нахожу в себе силу открыть дверь.
— Спокойной ночи, — бормочу и влетаю в комнату, захлопнув за собой дверь сильнее, чем хотела.
Ноги подгибаются и дрожат, пока я поспешно добираюсь до кровати. Падаю на мягкие одеяла и оглядываю комнату — убедиться, что Дафны все еще нет. Ни следа моей пушистой соседки. Тогда я засовываю одну руку под подол сорочки, туда, где все пульсирует и ноет от желания. Другую — подношу к губам, прижимаясь к тому месту, которое поцеловал Уильям. Я глушу дыхание, пока из меня не вырывается долгожданная разрядка.
ГЛАВА 21
ЭДВИНА
Следующим утром я впервые покидаю уют отеля «Верити» с момента прибытия в Вернон. Меня удивляют сразу три вещи. Во-первых, то, что наша цель — прямо через дорогу, в книжном магазине. Во-вторых, несмотря на то что я не видела ни малейшего перерыва в снегопаде из окна отеля, улицы укрыты лишь легкой, идеально ровной пушистой пудрой. Тротуары не скользкие, не грязные, не покрыты льдом. Совсем не то, что в Бреттоне — там снег превращал дороги в катастрофу, сталкивая кареты и авто друг с другом.