— А и не скажешь, — бормочет она и снова прячется в складки его пиджака.
Поездка в лифте и правда затягивается, и к концу даже я теряю к ней интерес. Но как только дверь открывается, восхищение возвращается с новой силой. Нас встречает просторное, роскошное помещение с теми же сверкающими черными стенами и полами из оникса, что и в вестибюле. С потолка свисают люстры, но ни одна не горит: вместо них комнату заливает полуденный солнечный свет, льющийся через целую стену огромных окон.
Я оглядываю обстановку. Пространство разделено не стенами, а расстановкой мебели и легкими шелковыми ширмами. Здесь — камин с позолоченной рамой, рядом чайный столик и два кресла с высокими спинками цвета индиго. Там — обеденный стол на фоне стены, украшенной расписными вазами. В углу — несколько соф, огромная золотая арфа и рояль, сверкающий, как лакированный обсидиан.
— Добро пожаловать в мой дом, — говорит Зейн, выходя в центр комнаты с раскинутыми руками.
Кажется, мои глаза вот-вот выпадут от изумления.
— Вся квартира целиком твоя?
— Да, и раз уж ты об этом упоминала, сразу признаюсь: кровать здесь всего одна.
— Я так и знала, — шепчу я себе под нос, и невольно бросаю взгляд в сторону Уильяма.
Зейн усмехается:
— Но у меня полно диванов, раскладушек и пледов. Чувствуйте себя как дома. Отдыхайте, ешьте, расслабляйтесь. А вечером я покажу вам свой город.
После наступления вечера я не могу отвести глаз от вида за окнами. Все вокруг залито светом электрических ламп, ярких вывесок и огней соседних зданий. Улицы внизу стали еще оживленнее, чем днем, — толпы прохожих, уличные артисты, проезжающие экипажи.
Зейн подходит ближе.
— Это улица Хэлли — самая шумная и хаотичная улица Люменаса. Самые известные театры острова всего в паре кварталов отсюда.
Неудивительно, что здесь все такое живое.
— Потрясающе.
— Хочешь увидеть все сама? — спрашивает Зейн. — Как только остальные проснутся, конечно.
Я бросаю взгляд на своих спутников, спящих на мебели вокруг нас. Монти развалился в одном из кресел у камина, а Уильям дремлет на софе, руки сложены на груди, лицо прикрыто книгой. Где Дафна — вообще непонятно. Я широко улыбаюсь, снова глядя на Зейна.
— Жду не дождусь.
— Я уже знаю, куда нам пойти… но, — Зейн оценивающе осматривает мой наряд прищуренным взглядом. Я невольно сжимаюсь: в сравнении с ним выгляжу довольно просто. На Зейне свободные широкие брюки и еще одна развевающаяся накидка в восточном стиле, на этот раз из красного шелка, усыпанная белыми цветками сакуры — такими тонкими, что, кажется, их рисовали вручную. Такие же цветки вплетены в его рога и медные локоны. Щеки сверкают блестками, перемешанными с веснушками.
Тем временем я в обычной блузке и юбке для прогулок. Я переоделась после дороги, помывшись в самой роскошной ванне, в какой только доводилось бывать, но больше ничего с собой не делала. Ни косметики, ни прически.
Зейн подмигивает:
— Пойдем.
Я следую за ним и успеваю сделать всего пару шагов, как вдруг с потолка вниз спрыгивает Дафна, и меня чуть не хватает удар. Она что, спала в люстре?!
— Куда это вы? — спрашивает она, зевая и потягиваясь, выгибая спинку дугой.
— И ты с нами, — машет ей Зейн.
Мы проходим в спальную зону, отделенную высокими ширмами. За кроватью, туалетным столиком и трюмо еще одна линия ширм, а за ней — несколько вешалок, до отказа заполненных одеждой всех цветов радуги. Здесь все: от бальных платьев до сюртуков и вещей, которым я даже не могу подобрать названия. Мой взгляд цепляется за золотую бахрому, радужный шелк, невесомое кружево, роскошную парчу.
Дафна мечется от стойки к стойке:
— Это твои сценические костюмы?
— Некоторые, — кивает Зейн, подходя к одной из вешалок, где висят самые разные вещи. — Другие — подарки от дизайнеров. Они присылают мне одежду в надежде, что я надену ее на мероприятие или выступление.
Я подхожу ближе, пока Зейн поднимает черное платье, целиком покрытое бахромой. Он взглядом примеряет его на меня, затем качает головой и убирает обратно.
— Некоторые наряды просто не подходят. Из-за рогов.
Я смотрю на его одежду по-новому. Неудивительно, что Зейн предпочитает свободные накидки и запахи спереди: с рогами надевать что-то обтягивающее должно быть сложно.
Зейн поднимает подол своих брюк, обнажая крепкие икры, переходящие в копыта.
— Я и обувь не ношу, и все же...
Он подходит к стене рядом с одной из вешалок и тянет за хрустальную ручку. Выдвигается ящик, полный кожаных оксфордов. Следующий — с атласными танцевальными туфельками. Еще один — с ботильонами на низком каблуке — как раз такими, какие я люблю.
Дафна запрыгивает в ящик с туфельками и принюхивается к паре из желтого шелка с розовыми розами.
— Дизайнеры дарят тебе обувь, не думая, сможешь ли ты ее носить?
Зейн криво усмехается и пожимает плечами:
— Думаю, они просто ищут повод сделать мне подарок. Если мне нравится их стиль, я потом заказываю у них пошив на заказ, так что все в выигрыше. А еще это дает мне возможность одаривать друзей, когда они в гостях.
Я все еще заворожена его копытами.
— Можно спросить… это твоя Благая форма или Неблагая?
— Благая, — говорит Зейн, возвращаясь к вешалке с нарядами и вновь перебирая одежду. — В Неблагой форме я становлюсь оленем. Обычно принимаю ее, когда навещаю дальних родственников в лесу.
Зейн замирает, глядя на кремовое белое платье из кружева, затем снимает его с вешалки. Наряд явно создан по фейрийской моде — с плавными линиями, заниженной талией и, судя по всему, открытой спиной. Он протягивает его мне и кивает в сторону одной из ширм:
— Примерь.
Я моргаю, переводя взгляд с него на платье.
— Ты… хочешь, чтобы я это надела?
— И, если понравится, оставила себе.
— Я не могу, — тут же машу руками.
— Можешь. Оно здесь без дела пылится. Считай это платой за проживание.
Я улыбаюсь краешком губ:
— Ты предлагаешь мне принять от тебя платье… как плату за проживание.
Улыбка Зейна становится шире.
— Именно. Поверь, в этом платье ты идеально впишешься в толпу, когда мы пойдем в город. В том, что на тебе сейчас, — точно пожалеешь.
В его голосе нет ни насмешки, ни осуждения, и, что удивительно, я ему верю. Мой взгляд снова падает на платье. Даже на первый взгляд ясно: такое тонкое кружево я еще не носила. Раньше я уже чувствовала тягу к переменам, и она вновь оживает. Мне хочется узнать, каково это — носить такую элегантную вещь. Такое необычное платье, совсем не в моем стиле. Медленно, но решительно я тянусь за ним.
— Раз ты настаиваешь.
— Настаиваю, — говорит Зейн и почти насильно вжимает вешалку мне в ладони, подталкивая за ширму. Пока я переодеваюсь, он добавляет:
— Дафна, хочешь тоже что-то примерить? Тебе понравился тот желтый шелк?
Дафна отвечает монотонно и настороженно:
— Вроде бы.
— Тогда бери и иди за ту ширму.
Мне интересно, что именно Зейн дал Дафне. Есть ли у него вещи, которые подойдут для куницы? Насколько очаровательной она может быть?
Я справляюсь с нарядом сама. Из-за открытой спины платье очевидно рассчитано на то, чтобы носить его без корсета. Это немного смущает, но ведь это уже не первый раз — я и в Солнечном дворе ходила в одной лишь рубашке. К тому же это платье изначально создано таким.
Закончив, выхожу из-за ширмы. Зейн, сияя, складывает ладони. Он берет меня за плечи и разворачивает к зеркалу:
— Я знал, что оно подойдет идеально.
Я прикусываю губу, глядя на отражение. Платье оказалось именно тем великолепным творением, каким показалось на вешалке. Оно и правда идет мне — белое кружево подчеркивает мой румянец и рыжеватые волосы. Даже очки не кажутся лишними, потому что весь акцент на фасоне платья и его струящемся подоле. Спереди — высокий ворот, как у привычных мне блузок, но плечи при этом остаются открытыми. Я поворачиваюсь в профиль и замираю: боковые части наряда открыты, и сквозь них видно кожу. Передняя часть достаточно широка, чтобы элегантно обрамлять грудь, но по бокам — едва заметный изгиб. Это… боковое декольте? Такое я еще никогда не видела.