— Джолин! — восклицаю я. — Это, должно быть, твой муж.
Не только Уильям и я переписывались, пока я была в Бреттоне. Я писала и Джолин, рассказывая о своем романе с Уильямом — признаюсь, с изрядной долей хвастовства, — а она делилась подробностями начала своего очень счастливого брака.
— Эдвина, — говорит Джолин, — это Джордж. Джордж, это Эдвина Данфорт, моя дорогая подруга и автор любовных романов.
Я здороваюсь с ним за руку, а затем обнимаю остальных по очереди. Я никогда не была любительницей объятий, но у меня и друзей-то толком не было. Даже в университете я всегда оставалась особняком по своей же воле, предпочитая писать, а не общаться. После выпуска я ни с кем не поддерживала связь.
Теперь все чаще я начинаю ценить не только карьеру.
— Так приятно снова вас всех видеть, — говорю я, хотя сердце немного сжимается от отсутствия Монти и Дафны. Мы переписывались, но, сомневаюсь, что кто-то из них смог бы сегодня приехать. Оба сейчас заняты в «Флетчер-Уилсоне» по самую макушку. Но мы еще наверстаем, когда я встречусь с издателем.
Тем временем все больше пассажиров сходят с корабля, и тротуар начинает заполняться. Зейн берет меня под руку, и мы направляемся вглубь порта Делларэя — самого оживленного портового города Солнечного двора. Мы с Уильямом останемся здесь на ночь, пока багаж привезут из порта в наш отель. А потом…
Я оглядываюсь на Уильяма. Он идет рядом с Кэсси, держа руки за спиной, — наверняка, чтобы сдержать свой излишний защитный пыл.
— Куда мы поедем дальше? — спрашиваю я.
Он понимает, о чем я. Мы договорились жить вместе, но еще не обсудили все детали. Письма в пути писать было нельзя, так что, возможно, у него есть для меня новости. Надеюсь, хорошие. Последнее, что я от него слышала: он пробовался на роль в спектакле. Если его утвердили, мы временно переберемся в Люменас, где состоится трехмесячная премьера.
— Ты ей не сказал? — пихает его в бок Кэсси.
— Не успел, — шепчет он в ответ.
Надежда теплеет в груди.
— Ну, не томите.
— Я получил роль, — говорит Уильям.
— Скажи, какую, — вставляет Зейн.
Он криво усмехается:
— Злодея.
У меня подкашиваются колени от одной мысли о моем красавце в образе злодея.
— Ты будешь идеальным надменным мерзавцем, Уилл.
— Твоя вера в меня безгранична.
— Поцелуйные сцены будут? — уточняю я.
— Ни одной.
Его ответ вызывает у меня тихий вздох облегчения. Не то чтобы я стала отговаривать его от роли с поцелуем, — у нас даже есть идеи, как можно выкручиваться в подобных случаях. Мы уверены: если я буду стоять за кулисами, а он встречаться со мной взглядом, все получится. Но пока лучше закрепиться в ролях, где он сможет по-настоящему поразить зрителей.
— Значит, Люменас станет нашим домом на какое-то время, — говорю я.
Он кивает:
— Репетиции начинаются на следующей неделе, так что завтра мы садимся на поезд на север.
Я едва не подпрыгиваю от радости. Из всех мест, что мы посетили, Люменас стал моим любимым. Счастлива, что мы вернемся туда так скоро.
— Вам будет особенно удобно, — говорит Зейн, — ведь вы будете жить у меня.
— Ты нас приютишь? — удивляюсь я. — А мы не будем обузой?
— Меня все равно не будет, — отвечает он. — Я начинаю трехмесячный гастрольный тур по острову. К его концу я спою во всех крупных городах. Постараюсь хотя бы раз поймать обратный поезд, чтобы заскочить на спектакль.
— И мы, — говорит Джолин, и муж ее поддерживает.
— А я буду на премьере, — заявляет Кэсси. — По понятным причинам.
Благодаря моей помощи с оплатой она смогла поступить в Школу искусств Бореалис, на юге Люменаса. Уговорить ее принять эти деньги было непросто, но она все же согласилась. Судя по письмам, полным рассказов о студенческих буднях, я знаю, что она благодарна. И я тоже — ведь мы сможем быть рядом хотя бы какое-то время.
— А мне вот что интересно, — говорит Джолин, приподнимая бровь, — ты закончила рукопись?
— Закончила по пути сюда, — выдыхаю я. — Какое облегчение. Срок сдачи уже на следующей неделе.
Джолин нетерпеливо стонет:
— Я так жду, когда смогу ее прочитать. Уже весь твой бэклист перечитала.
— Моя жена очень любит твои книги, — говорит ее муж. — Сам их не читал, но после некоторых глав у нее всегда… весьма приподнятое настроение.
Я поджимаю губы, скрывая улыбку. Кажется, я понимаю, о каком настроении идет речь. Румянец на щеках Джолин только подтверждает мою догадку.
— Джордж, — шепчет она, — не при всех.
— Что такого? — его нахмуренный вид кажется искренним, и от этого он выглядит до очаровательного наивным.
Джолин закатывает глаза, но в ее взгляде читается нежность.
— Не переживай, — говорю я ей. — Я дам тебе почитать раннюю копию.
Мы с компанией добираемся до отеля, где с Уильямом остановимся на ночь. Оказывается, здесь же поселились и остальные. Мы устраиваемся в общем зале ресторана, заказываем напитки и еду, и делимся всем, что пропустили за время разлуки.
Уильям под столом сжимает мою ладонь, и я отвечаю тем же. Я пьянею от его прикосновений, от близости, от одной мысли, что он мой. Я больше не шарахаюсь от этого восторга и даже от той искры страха, что идет с ним рядом. Восторг и страх часто идут рука об руку. И я готова встретить их обоих, потому что нахожусь именно там, где должна быть. С мужчиной, которого люблю. С людьми, которых ценю.
Это начало нашего приключения. Наших отношений. Нашей истории.
Куда бы мы ни пошли, что бы ни сделали, я дома.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ЭПИЛОГ
СПУСТЯ ГОД ПОСЛЕ ЗАВЕРШЕНИЯ ТУРА «СЕРДЦЕБИЕНИЯ»
МОНТИ
С учетом моей блестящей репутации по разрушению всего хорошего, я, наверное, должен был догадаться, что, когда мистер Флетчер вызвал меня к себе в кабинет, этот день станет тем самым, когда я с треском все запорю.
Мистер Флетчер стоит за своим столом и с грохотом швыряет на него газету.
— Что это?
— Газетный листок, сэр, — отвечаю я, развалившись в кресле по другую сторону от громадного стола из красного дерева, занимающего половину кабинета. — Конкретно этот из «Седар-Хиллс».
— Я про это, — он тыкает пальцем в мое черно-белое фото внизу первой полосы. — Твое интервью с Ханселом Боунсмитом о двух наших авторах.
Я пожимаю плечами:
— Он попросил поделиться информацией о любимой всеми реальной истории любви.
Мистер Флетчер трет лоб. Он крепкий мужчина с темными волосами и густыми усами. Я всегда считал его вполне уважительным начальником, хоть и немного занудным, и помешанным на правилах. А я их не жалую. Ну, кроме тех случаев, когда речь идет о правилах игры, пари или спорта — тут я за каждую букву. Честно говоря, я вообще удивлен, что он согласился публиковать «Июньский портрет, запечатленный в покое», ведь там была капля… скажем так, творческого обмана.
Он опускает руку и снова стучит по газете:
— Ты утверждаешь, что сыграл роль свахи для Эдвины Данфорт и Уильяма Хейвуда во время их тура.
— Так и есть. Ну… я так думаю. Спросите их — скажут, что я тут ни при чем.
— Судя по интервью, ты тут явно при чем.
— Спасибо. Приятно, что хоть кто-то мне верит.
— Это не комплимент, — сухо отвечает он и садится в кресло, опираясь локтями на стол. — Ты утверждаешь, что курировал пари между ними.
— Факт.
— Пари на соблазнение.
— Тоже факт.
— Ты предлагал переспать с мисс Данфорт.
Я поднимаю палец:
— Только чтобы вызвать ревность у Уильяма. Она, к слову, отказалась.
— Ты напал на фейри в переулке.
— Он пытался воспользоваться Эдвиной. У меня нулевая терпимость к такому поведению.
— Ты курил наркотики.
Я прикусываю щеку, чтобы не рассмеяться. Кто вообще называет вдыхание растительных смесей «курением наркотиков»?
Натягиваю на лицо невинное выражение: