Молли Винтер
Парфюмерша из Ведьминой Хижины: путь к свободе
Глава 1: Драконья неблагодарность
— Госпожа Алиша! Миледи! Где вы?!
Голос Марты, нашей верной экономки, прорезал уютную тишину моей спальни. Он был сдавленным от неподдельной тревоги, и в нем сквозила нотка, которую я редко слышала в ее обычно спокойном, размеренном тоне — нотка, напоминающая о тех временах, когда в поместье случались настоящие беды, вроде нашествия разбойников или внезапной массовой болезни слуг. Я сидела у высокого стрельчатого окна, уставившись в сад. Осенние листья кружились в вихре холодного ветра, окрашенные в золотые и серые оттенки, — казалось, сама природа оплакивала угасающий год.
Мои мысли блуждали в прошлом — в тех далеких днях, когда Гордан казался мне воплощением силы и загадочности, надежным и влюбленным — а не таким холодным, расчетливым повелителем, каким он стал со временем. Я вспоминала нашу первую встречу на королевском балу: он, высокий и широкоплечий, с глазами цвета раскаленного угля, окруженный легким маревом жара — признаком его драконьей горячей крови. Тогда я, молодая и полная иллюзий, видела в нем героя из легенд, способного защитить от любого зла. Его сила манила, как пламя манит мотылька, и я не замечала, как оно обжигает.
Я вздрогнула, отрываясь от воспоминаний, и отложила книгу, которую рассеянно листала. Это был старый томик легенд о драконах — ирония судьбы, учитывая, кто мой муж. Страницы пожелтели от времени, а слова на них казались теперь пустыми, как и мои надежды на счастливый брак. Когда-то я любила такие истории и видела в Гордане героя именно из этих сказок: могучего дракона огня, чья сила завораживала и пугала одновременно. Но со временем я поняла: эта сила меня не защищала, а контролировала. Он повелевал всем — слугами, землями, даже мной — с холодной расчетливостью, не тратя времени на нежности или ласку. Его командировки, его отлучки… Я всегда ждала, веря в его скупые обещания, готовя дом к возвращению, надеясь, что однажды он увидит во мне не просто жену, а настоящую спутницу жизни. А что он? Он просто использовал меня как удобный фон для своей жизни, скрывая за маской долга свою истинную природу — эгоистичного повелителя, для которого чувства других — лишь помеха.
— Я здесь, Марта! — отозвалась я, поднимаясь с кресла. Мои рыжие локоны, обычно аккуратно уложенные в высокую прическу, сейчас были свободно распущены, и я машинально поправила их, чувствуя легкую дрожь в пальцах. Мои руки, тонкие и бледные, с едва заметными мозолями от садовых работ — моего тайного хобби, которое Гордан презирал и считал его "недостойное занятие для леди", — слегка задрожали. — Что случилось? Ты напугала меня своим криком. Неужели в поместье что-то стряслось?
Марта влетела в комнату, запыхавшись, ее обычно идеально гладкий чепец съехал набок, а щеки пылали румянцем. Она была женщиной средних лет, крепкой и надежной, как дубовые балки этого древнего замка, с лицом, изборожденным морщинами от лет службы нашей семье. Марта пришла в поместье еще при родителях Гордана, и ее работа была безупречной — она видела, как я вошла в этот дом невестой, полная надежд и счастья, и как постепенно угасала под холодом мужа. Сейчас она выглядела так, будто увидела привидение, ее глаза, обычно спокойные и практичные, теперь были полны неподдельного ужаса.
— Он… он вернулся! — выдохнула она, прижимая руку к груди. Это заставило мое сердце екнуть.
Гордан? Он не предупреждал о своем возвращении из очередной командировки. Странно. Обычно он всегда был пунктуален в таких вещах, отправляя гонца с вестью.
— Ну и прекрасно, — сказала я, стараясь сделать вид, что спокойна, хотя руки чуть дрожали от волнения, когда я поправляла складки платья. Мое платье, простое и удобное, из мягкого льна цвета слоновой кости, вдруг показалось слишком скромным для такой новости. — Прикажи разогреть баню и приготовить ему любимые блюда — жареного оленя с травами и откупорьте его любимую бочку из подвалов. Он, наверное, устал с дороги. И вели слугам принести свежие простыни в его покои — он всегда жалуется на пыль.
Марта не двинулась с места. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, и ее взгляд метался по комнате, избегая моих глаз. Это было не похоже на нее — обычно она выполняла приказы мгновенно, что делало ее незаменимой в нашем огромном поместье.
— Миледи, — перебила она меня, и это было неслыханно для нее, всегда уважительной и почтительной. Ее голос дрогнул, и она сглотнула, подбирая слова, будто они жгли ей горло. — Он… не один.
Я замерла. Книга, которую я все еще держала в руке, застыла на полпути к полке. Комната вдруг показалась холодной, несмотря на потрескивающий камин в углу, где дрова искрились, отбрасывая танцующие тени на стены. За окном ветер завыл сильнее, швыряя листья в стекло, как будто сама природа предупреждала о надвигающейся буре. Мои мысли закружились: кто мог быть с ним? Старый советник, с которым он обсуждал дела? Офицеры охраны, верные, как псы? Или… Нет, я отогнала эту мысль, но ком в груди нарастал.
— Что значит «не один»? — спросила я, чувствуя нагнетающую тревогу. — С советником? С офицерами охраны? Говори же, Марта, не томи! Ты знаешь, как я ненавижу загадки.
Экономка сглотнула снова, ее руки теребили фартук, и она наконец подняла на меня глаза — полные жалости и ужаса.
— Миледи, тут такое дело, с ним дама… И… дитя. Мальчик. — Она прошептала последнее слово, будто это было проклятие, способное накликать беду на весь дом. Ее голос сорвался, и она отвела взгляд, как будто стыдилась быть свидетелем моего позора.
В ушах зазвенела та самая тишина, в которой я находилась пару минут назад, уютная, настраивающая на размышления. Только теперь она была оглушительной, тяжелой и густой, как черная смола, заливающая все вокруг. Мир сузился до крошечной точки: до страницы книги в моей руке, которая вдруг казалась единственной реальной и осязаемой вещью на свете. Все остальное — гобелены на стенах с изображениями драконов, резные деревянные панели, даже свет от свечей в канделябрах — померкло. Дитя. Мальчик. Наследник, которого я не смогла дать ему за годы брака. Все эти визиты к лекарям, все эти молитвы в храме, все эти ночи, когда я лежала одна, виня себя… А он, оказывается, уже нашел решение в чужой постели.
— Дитя? — мой собственный голос прозвучал чужим,