Грузная фигура Пронина нависала над Оваловым. На стене шевелилась округлая тень майора. В руке Пронин держал полупустую рюмку. Смуглый коньяк покачивался в хрустале. А в глазах у Пронина где-то глубоко стояли слезы. Замерли и не могли вытечь: плакать-то он давненько разучился.
Москва, 2011