Я поставила нет-бук на железный стол, вставила флешку и через несколько минут уже знала, что моя статья набрала 1156 лайков и уйму комментариев. Ого-го! Как раз за чтением комментов меня Настя и застала.
– Занимаешься? – спросила она, подставляя к кривому железному столу стул из своей комнаты.
– Ага, – ответила я, ухмыляясь.
Настя заметила, что у меня открыта страничка Вконтакте.
– Ты ВКонтакте есть? Под какой фамилией? – спросила она.
– Под собственной, – засмеялась я. – Перова.
– Я тебя найду там потом. Можно?
– Конечно! – искренне обрадовалась я.
– А что это у тебя открыто? Психологией интересуешься?
– Ты только не смейся, Насть. Мне вчера не спалось, и я статью накатала. Вот, комменты читаю.
– Вау! Прочитать можно?
– Можно, – согласилась я, хотя и смутилась, если честно.
Настя погрузилась в чтение. Я пыталась сосредоточиться на очередном упражнении из учебника, но то и дело отвлекалась, чтобы попытаться угадать по Настиному выражению лица, нравится ли ей мой опус.
– Класс! – резюмировала моя новая подруга. – Ты знаешь, что здорово пишешь?
Я, кажется, покраснела.
– Да ладно тебе! То же мне, Пушкина нашла.
– Пушкин – не Пушкин, но слог красивый и читать интересно.
Мы еще немного поболтали, прежде чем я все-таки села за упражнения. Как там Маргарита Марковна сказала Насте: «Ах, у тебя румянец во всю щеку!». Я почувствовала, что становлюсь эталонной студенткой иняза – мертвенно бледной, с глубокими тенями под глазами.
Когда я, наконец, улеглась спать, вдруг подумала, что хотела бы показать статью Ильдару. Или просто погулять с ним в лесопарке за стадионом. Или хотя бы поболтать в институте. Только вот я ему, видимо, неинтересна. Даже не пришел узнать, зажила ли у меня нога.
Я взяла телефон с тумбочки и поморщилась. Разумеется, 2:18 – отличное время для праздных размышлений. Особенно, когда первые две пары на следующий день – это практика речи.
И все-таки мысли материализуются. Факт. Первым, кого я встретила утром, как только вышла из общаги, оказался Ильдар. Правда, потом выяснилось, что первым он оказался неслучайно. Он специально ждал меня возле второго корпуса.
– Привет! Ну как нога-то твоя? – спросил он раньше, чем я успела ему обрадоваться.
– Зажила совсем. Спасибо, что спросил.
– А горло не болит?
– Горло? Почему оно должно болеть?
Наверное, я уж очень забавно глаза от удивления вытаращила: Ильдар рассмеялся.
– В тот день, когда мы в последний раз виделись, у меня температура под 40 поднялась к вечеру. Ангина меня свалила. Вот только оклемался недавно.
Я обозвала себя глупой стервой. Ну, в самом деле, сама же статью написала про то, что не стоит ни о чем судить, не разобравшись до конца. А туда же. Губы надула: надо же, Ильдар не пришел узнать про ногу. Даже и в голову не пришло, что с ним что-то могло случиться.
– Хорошо, что ты уже выздоровел, – пролепетала я.
– А давай в честь твоего и моего выздоровления в столовку после последней пары вместе сходим? Мне как раз стипендию выдали.
Ильдар так широко улыбался, что это сбивало с толку: то ли шутит, то ли правда, свидание назначает. Я решила прояснить ситуацию.
– Ты меня приглашаешь? – я тоже улыбалась во все свои 32 зуба, так что простор для маневра оставался.
– А то! У вас сколько пар сегодня?
– Шесть, – ответила я.
– Встречаемся на крыльце. До скорого!
Ильдар ушел в противоположную от здания университета сторону, а я побежала на занятия.
Всю первую пару мы разбирали домашние упражнения. Инессу угораздило не доделать пару заданий: Эльвира пообещала ей кару небесную.
– Не перейдешь на третий курс, – пророчествовала она.
– Ты себя переоцениваешь, – утверждала она.
– Так и останешься никем, – вынесла она вердикт.
Я поблагодарила провидение, что, несмотря на желание спать, вечно обуревающее меня после полуночи (с чего бы это?), я таки закончила упражнения. Не то, чтобы я опасалась не перейти на третий курс. Просто уж очень низко падает самооценка после таких вот головомоек.
А потом я расслабилась. И совершенно напрасно, между прочим. На второй паре мы писали диктант. Я к нему готовилась. Честно, готовилась.
Может это случилось, потому что я уже второй день не могла как следует выспаться. Может, из-за напряжения, которое неизменно концентрировалось в воздухе на парах Эльвиры. Да кто его знает, почему я вдруг засомневалась в написании слова «единство». То есть, я совершенно отчетливо помнила, как оно произносится, а вот что там в середине – «i» или «a» не помнила.
Я написала «indivisability», исправила на «indivisibility» и поняла, что именно последний вариант правильный. Однако диктант все это время, пока я вспоминала, как пишется слово, само собой продолжался. Осторожно, как хитрая галка, я покосилась на листок Веры – моей соседки по парте. Я списала пропущенное слово, при этом умудрилась не потерять нить диктанта. Экая молодец. Только вот когда Эльвира оказалась возле студенческих столов, я не заметила. Еще секунду назад ее голос раздавался у доски, и тут же вдруг мой листок с диктантом взлетает в воздух и превращается в несколько клочков бумаги.
Эльвира невозмутимо продолжила диктовать. Видимо, она ожидала, что я в слезах выскочу из аудитории. Я сжала зубы и пообещала себе, что если заплачу, то весь следующий месяц не буду есть сладкое: ни одного пирожного, ни одного шоколадного батончика, ни одной печенюшки. Я даже испугалась, что пообещала себе такое. Испугалась и плакать передумала. Сложила руки на парте, как первоклашка, и сидела так, пока диктант не закончился.
Наверное, самообладание, проявленное мной, впечатлило Эльвиру. Она не стала грозить мне последствиями и жечь презрением. Просто объявила, что Перова на днях будет писать диктант на доске. Индивидуально.
Уже закончилась шестая пара, а отличное настроение и не думало меня покидать. О-о-ох, как же мало для счастья надо студентке иняза – достаточно, чтобы куратор не унижал перед одногруппниками, не смотрел, как на мокрицу несчастную. Хотя все-таки я себя обманывала: на самом деле меня радовало предстоящее свидание. Если бы Ильдар не предложил встретиться, наверняка разорванный листок с диктантом расстроил бы меня гораздо больше.
Самую малость смущала мысль, что мою подругу Таньку парни приглашают в клуб, а меня – в столовку. Зато Ильдар аспирант, а не студент сопливый. И потом, он такой огромный и сильный. Я видела, с какой завистью смотрели одногруппницы, когда он внес меня в аудиторию на руках.
Ильдар ждал меня на крыльце, как и обещал. По дороге в столовку я без умолку трещала: и про диктант поведала, и про статью Вконакте, и про то, что мои соседки по комнате немного оттаяли. Лишь когда мы взяли на раздаче подносы, я вдруг поняла, что веду себя, как бестолковая сорока – не даю Ильдару даже слово вставить.
Я замолчала, а он заметил:
– Здорово, когда у человека радужное настроение.
И больше ничего не сказал.
Мы уселись за столик, расставили тарелки и принялись за суп. Ильдар стал расспрашивать меня про Эльвиру: есть ли у нее любимчики, замужем ли она, и все в таком духе. Он внимательно слушал ответы и усмехался в нужных местах, но меня почему-то не покидало ощущение, что он спрашивает, чтобы самому помолчать. Я не знала, отчего он вдруг загрустил. Только постепенно и мое радужное настроение начало испаряться. Не то что бы я захандрила, но без умолку трещать уже не хотелось.
Между тем мы расправились и с рыбой, и с макаронами, прикончили булки и выпили компот. В тот момент, когда я уж совсем скисла от мыслей, что даже свидание у меня – и то не как у людей, Ильдар вдруг предложил:
– А пойдем в лесопарке за институтом погуляем?
Я радостно закивала, решив, что наконец-то в историю моей общежитской жизни войдет настоящая романтика. Мы завернули за здание университета и вошли в обрамленную с двух сторон низенькими кустиками аллею. Ильдар рассказывал о своем родном городе. Очень подробно рассказывал: и про клубы, и про парки, и даже про фонтаны. Я поняла, что он скучает по Уфе.
– А ты дома давно был? – я решила проверить свое предположение.
– Летом не получилось съездить: я работал.
Ильдар помолчал немного, а потом добавил:
– В пионерском лагере поваром.
Я прыснула. Просто не смогла сдержаться. Я представила двухметрового Ильдара в белом колпаке, сосредоточенно мешающего суп половником в огромной кастрюле.
– Извини. Просто я представила тебя в пионерском лагере, – объяснила я. – Ты поварским колпаком потолок-то не задевал? А они не побоялись, что тебя прокормить не смогут?
Ильдар оценил мое остроумие: он засмеялся, и я впервые заметила, что у него ямочка на щеке. Как мило – огромный азиат с ямочкой на щеке.