– Как вы правы. Так и отвечайте всегда, если спросят.
– То же и про военных.
– Про них вот особенно, да.
– Общеизвестно, что это армии недружественных нам стран состоят из одних преступников, корыстных наёмников и психопатов, которые только и делают, что кого-нибудь оккупируют; не зря же и исследование на эту тему проводилось зарубежом. А у нас – ни исследований, ни психопатов, только противостоящие им наши ребята, которые освобождают оккупированное, вместе с доблестью проявляя безупречную нравственность в полном соответствии с уставом и распоряжениями руководства.
– Знаете, я очень признательна вам за понимание.
– Обращайтесь.
Мы помолчали.
– Мне, кстати, понравилось, как вы сказали про вандалов и что-то там про космическое первородство. Егор пересказал, он эти ваши формулировки записывает.
– Спасибо.
– Вы, если так уж хотите самовыражаться на подобные темы, заведите себе страницу в социальных сетях, ну или какой-нибудь блог…
– Да, мне Егор уже предложил вести телеграм-канал. И название придумал: «Кухонный астронавт».
– Вот, отличная идея! – воскликнула Оксана. – А почему такое название забавное?
Я улыбнулся.
– Находите? Я хотел как-нибудь иначе назвать, например, «Культурная эволюция», но Егор сказал, что это слишком пафосно. А «Кухонный астронавт» – потому, что я постоянно на кухне сижу, что правда.
– А астронавт?
– Потому что я астронавт. Что тоже правда.
– Ах, да. Путешествие к краю Вселенной.
Оксана сказала это просто, без насмешки или неудовольствия, и снова замолчала, то ли обдумывая вопрос, то ли сдерживаясь, чтобы его не задать. Я сидел и гадал, что еще мог сделать не так.
– Слушайте, – сказала наконец Оксана. – У вас же есть лоджия?
– Да, – ответил я в замешательстве.
– А можно я там покурю?
– Ну конечно!
Мы оба вздохнули с видимым облегчением.
Лоджия у меня, по здешней традиции, застекленная, и согласно той же традиции, представляет нечто среднее между кладовой и временной передержкой для домашнего хлама в его пути до помойки. Впрочем, я же счастливый обладатель дачи, а значит, у хромой гладильной доски, стопок пыльных журналов, разобранной раскладушки, мятого колеса от давно проданного автомобиля, сломанных удочек и коллекции жестянок с остатками краски будет еще одна, конечная остановка на их бренном пути: в дальнем углу садового участка, поросшего крапивой и лопухом, из которых торчат рыжие от ржавчины неопознаваемые железяки и покрытые паутиной и плесенью доски; там хлам найдёт свой последний приют, пока через несколько лет наследникам не вздумается наконец избавить природу от гнета обломков ушедшего быта.
Рамы были открыты; мы кое-как встали рядом на небольшом пятачке покрытого черной уличной пылью линолеума; я подал Оксане пустую жестянку с остатками паутины и прикрыл дверь, чтобы не тянуло в квартиру. Она вытащила из пачки тонкую сигарету, щелкнула зажигалкой и с наслаждением глубоко затянулась, жмурясь от солнца и дыма.
– Простите, привычка ужасная, знаю, но никак не избавлюсь, – сказала она. – Вообще, я бросила. Вернее, на работе сказала всем, что бросила, и Олегу с Егором, чтобы себя мотивировать как-то. В итоге на работе курить не могу, дома тоже, в машине нельзя – запах, вот, постоянно где-то ищу возможность, урывками.
Я улыбнулся, пробормотав что-то в том смысле, что ничего, понимаю, бывает – ну, что в таких случаях обычно бормочут. Оксана еще раз затянулась, прищурилась и спросила:
– А что это за фокус с иностранными языками?
Я пожал плечами.
– Это не фокус. Егор же вам рассказал про мультилингвов?
– Je pense que vous ne faites que barbouiller le cerveau du garçon, – заметила она.
– Je pense que le garçon est assez intelligent pour ne pas se laisser barbouiller le cerveau, – парировал я.
Оксана хмыкнула, докурила, затушила сигарету в жестянке и распрощалась.
Неделю с лишком мы не общались.
Я действительно создал канал в Телеграм и назвал его «Кухонный астронавт», честно указав в описании: «лидер-пилот исследовательского звездолета класса А-бис «Эволюция», участник первой в истории экспедиции к краю Вселенной».
Как часто бывает, едва я захотел там что-нибудь опубликовать, и все мысли, так охотно и складно сходящие с языка, стали неповоротливы, ленивы и нелюдимы, стоило только попытаться сложить из них текст. Тем не менее, я поднапрягся и написал:
Свойства патриархально-военной культуры.
1. Культ войны и насилия.
Патриархально-военная культура не может поддерживать мир; если вдруг не останется внешних врагов, она тут же начнет поиск внутренних. Она не существует без образа врага, а значит, не существует без ненависти. Социальную стабильность традиционная культура обеспечивает только через парадигму «осажденной крепости» или миф о некоем экзистенциальном антагонисте, борьба с которым является целью существования.
Насилие как мерило истины: кто сильнее – тот и прав; отсюда рудиментарное стремление доказывать кулаками неправоту собеседника. Способность набить морду есть критерий и ума, и достоинства, и ценности личности. В ответ на любые аргументы противников традиционная культура предлагает террор, ибо вести дискуссию не в состоянии. Историческое величие государства или народа измеряется степенью ужаса, который они наводили на врагов, обширностью завоеваний и масштабностью военных побед.
Некоторые считают такое положение дел нормой. Им приятно думать, что драка за нож в грязи – единственно возможная форма существования человечества, и только окончательная победа условных «наших» может изменить дело. Гордость принадлежности к этим «нашим» компенсирует острое чувство социальной и интеллектуальной ущербности.
Егор пришел через день, был немного смущен и вместо вафельных трубочек принес какое-то безглютеновое веганское печенье. Я сдержал свое иносказательное обещание и более не высказывался ни о природе власти, ни о застарелой болезни войны, ни об архаической военной культуре, которая здесь и в двадцатых годах двадцать первого века определяет глобальные политические инициативы ровно так же, как это было и тысячу, и пятьсот, и сто лет назад. Никак не могу привыкнуть к этому, Нина; все равно, как если бы тут сегодня, после вполне цивильного совещания в переговорной с панорамными окнами, руководителей направлений с низким показателем по KPI сварили бы в кипящем масле на корпоративной парковке, прямо в часах и костюмах. Или почившего главу корпорации сожгли бы вместе с его стометровой яхтой, нагрузив ее всеми бывшими женами и нынешними содержанками, о чем со смесью напускной скорби и нескрываемого восхищения написали бы светские блогеры. Хотя не знаю, может, и такое тут практикуется, не удивлюсь.
Егор тоже к опасным темам не возвращался: наверное, Оксана и с ним провела беседу про