Миддлтон поджал губы.
– Друг, если так пойдет и дальше, я насильно запишу тебя на психотерапию.
– Да иди ты. Терпеть не могу психотерапевтов.
– А мне все равно, что ты там можешь или не можешь. Либо нормально отдыхаешь и не загоняешь себя работой, либо – принудительная терапия два раза в неделю сроком в три месяца. И это для начала.
Адам поморщился, как от зубной боли.
– Ладно, выходной. Но если возникнет что-то важное – сразу звони.
– Конеч-чно. – Лео вернулся за барную стойку и выжидающе посмотрел на друга. – А пока еще есть время, давай мы сядем, и ты расскажешь, к каким таким теориям вы с Билли пришли вчера вечером?
Миддлтон ослабил галстук и кивнул.
– Идем, лучше покажу тебе все и сразу.
Глава 29
Адам сидел на парковке перед госпиталем и задумчиво постукивал пальцами по рулю. Пять минут назад он поставил машину между хэтчбеком серебристого цвета и белой «тойотой» с помятым бампером, возраст которой явно перевалил лет за двадцать, если не больше. Обычно Миддлтон придирчиво выбирал парковочное место – его машина всегда должна стоять так, чтобы никто ее не задел, солнце не нагревало приборную панель и чтобы рядом находились только те машины, хозяева которых не станут причиной возможной аварии из-за собственной халатности.
Но сегодня ему было наплевать. Управляя машиной в задумчивом полутрансе, Адам едва ли мог припомнить, играло ли что-то по радио и на скольких светофорах ему пришлось притормозить. В его голове все еще звучал голос Марии, пусть уже намного тише, но…
Глядя перед собой, он крепко сжал руль.
«Чтоб ее».
Этот день не мог закончиться так. Адам должен был ехать в офис, чтобы расследовать убийства, но вместо этого он собирался посетить больницу, чтобы проверить все ли с ним в порядке – в особенности с головой.
«Какой абсурд».
Адам упорно продолжал сидеть в машине, тратя драгоценное время и избегая собственного взгляда в зеркале заднего вида.
Вырвать бы разом эту злость с корнем из сердца и послать все к черту. Но в такие минуты он вспоминал только о том, как сильно облажался, когда пустил эту женщину в свою жизнь, из-за чего едва не потерял себя, утонув в водовороте манипуляций и подчинения. Но все же Марии не удалось стереть его личность под ноль, как она делала это со своими предыдущими бойфрендами. Адам смог выбраться, но не без последствий.
Он еще крепче сжал руль – до побелевших костяшек пальцев. «Чтоб тебя, Лео». Как не вовремя к этому состоянию добавилось и возможное легкое сотрясение. Но Холден был прав: лучше разобраться с этой проблемой здесь и сейчас. Хотя бы ненадолго и как минимум ради доступа в офис и к расследованию. А все остальные вопросы можно будет решить по ходу дела.
Адам отпустил руль, взял ключи от БМВ, бумажник, телефон и вышел из машины, так и не увидев, что бампер стоявшей позади «тойоты» был покрыт толстым слоем грязи и ржавчины.
В другое время его охватил бы праведный ужас – но не в этот раз.
Разложив вещи по карманам джинсов, он все так же задумчиво сжал ключи и, наконец пересилив себя, направился к входу в госпиталь.
Миддлтон понятия не имел, что говорить врачу и какими словами описать утренний инцидент, чтобы после этого его не отправили прямиком на больничный до окончания расследования (если у этого расследования вообще есть конец). Ответы на стандартные вопросы вроде «Что вас беспокоит?» или «Как вы себя чувствуете?» заранее выливались в невнятные фразы, неудачно подобранные уставшим разумом, где все еще гудел такой сильный торнадо, который запросто снес бы половину штата.
Стойка регистрации, миловидная медсестра, длинный коридор, многочисленные пациенты, кабина лифта и еще один коридор – все это проносилось мимо внимания Адама до тех пор, пока он не остановился перед дверью в кабинет Итана Миллера – старого друга своего отца.
Впервые Адам оказался здесь, когда ему исполнилось семь лет. В тот день юный Миддлтон вместе со своим соседом Нилом решил прогуляться по строящемуся зданию. В отличие от Адама Нил до ужаса боялся высоты и едва не падал в обморок, даже когда пытался встать на стул, чтобы достать с верхней полки спрятанные сладости.
Адам решил доказать ему, что в высоте нет ничего страшного, и ради этого привел на стройку, где забрался на перекрытия высотой в полтора метра над землей и, балансируя на одной из балок, чересчур самоуверенно направился вперед. Тогда он не учел, что прошлой ночью был сильный дождь, и на металлических перекрытиях еще оставались крупные капли воды.
Спустя много лет Адам с трудом вспоминал, как его путь канатоходца закончился падением, неудачным приземлением рядом с горой песка и закрытым переломом правой ноги. Зато реакцию своего отца Генри, который пришел на помощь по зову перепуганного Нила, он не забыл до сих пор.
Сколько себя помнил Адам, стоило ему хоть как-то, даже незначительно, пострадать или поступить «неправильно», и его отец сразу заводил свою любимую шарманку, неизменно начинавшуюся со слов «О чем ты только думал…». Тот день не стал исключением. По дороге в больницу Миддлтон-старший без конца выливал на сына свое негодование, в то время как Адам молчал и стоически держался, стараясь не издать ни единого стона боли, чтобы не показать свою слабость и не вызвать дополнительную порцию сокрушений.
К тому времени Генри и доктор Миллер были знакомы больше года. Адам понятия не имел, что именно их свело: последствия очередного расследования отца или матч по регби, фанатами которого они были на протяжении многих лет – и никогда особо не вдавался в подробности.
Впоследствии Адам часто оказывался на приеме у Итана с ушибами, разбитыми руками и ногами или ради профилактического осмотра. И раньше его так и тянуло что-нибудь сдвинуть или переставить в идеально-аккуратной обстановке кабинета доктора. Тогда Адам не подозревал, что после развода родителей сам станет адептом чистоты и только порядок вокруг будет успокаивать его внутреннюю бурю.
Последний раз Миддлтон видел Миллера примерно год назад. Тяжелое расставание с Марией и желание работать до потери пульса стали плачевно сказываться на его моральном и физическом состоянии, и Лео, послав подальше упрямство друга, практически за шиворот приволок Адама на принудительный осмотр к доктору Миллеру. За все время приема Миддлтон ни разу не посмотрел на Итана, а односложные сухие ответы на вопросы о самочувствии направлял перекидному ежедневнику на столе. А Миллер, как