— Слушай, вопрос, конечно, очень личный, но наверняка на тебя часто кладут глаз женщины, которым ты даёшь уроки, — поинтересовался я у нашего крепко сложенного друга.
— Кладут, и даже чаще, чем мне того хочется. Из-за того, что отказываю, я только сильнее возбуждаю спортивный интерес. Поэтому онлайн-уроки, которые придумала Камила, стали для нас выходом.
— Она в курсе твоих проблем? — усмехнулся Трой.
— Конечно. У неё точно такие же, только наоборот. Парни, особенно подростки со своей гиперсексуальностью. Они на полном серьёзе уверены, что им невозможно отказать. Приходится очень аккуратно доводить их неправоту, чтобы они не смогли ничего предъявить полиции. Камила просто снимает их приставания на скрытую камеру, а потом показывает, пугая, что это попадёт не только в органы правопорядка, но и в социальные сети. Пока работает. — Апанасий намазал кусок хлеба кабачковой икрой и съел его в два приёма.
— А у нас на море тоже бывает летом, что наедут отдыхающие и ищут приключений, но от меня постоянно воняет рыбой, и женщины обходят меня стороной, — пошутил Трой. — А у тебя как на станции?
— Там ничего не может быть. Женщины, конечно, после того как попадаешь туда с Земли, все кажутся невероятно красивыми, а потом привыкаешь, и это выглядит нормой. Из-за социального рейтинга люди вообще не склонны к аферам. Чтобы начать крутить амуры с женатым — это вообще верх глупости. Все гордятся баллами, а если ты нечаянно допустил, что тебе их прилично срезали, то такого человека даже видно невооружённым взглядом. Им неловко просто пройтись по улице, будто у него не рейтинг понизился, а подарочек в штанах лежит и попахивает, — поделился я своими наблюдениями.
— Какая дичь, — пьяно удивился Апанасий. — Нам такого счастья не надо.
— Но с другой стороны, этот рейтинг держит людей в кулаке. — Я сжал кулак и потряс рукой. — Если не считать студентов-революционеров, которые иногда бузят, требуя нереальных вещей, в целом атмосфера на станции доброжелательная и безопасная. И там красиво.
— Потолки не давят? — спросил Трой.
— Только первый месяц. А потом я стал ходить под прозрачный купол, полетать в невесомости, там вообще нет ощущения края. Когда возвращаюсь на Землю, с непривычки даже испытываю лёгкую агорафобию, пока снова не привыкаю. Как городской кот, не выходящий из квартиры.
— Везде хорошо по-своему, — подытожил Трой. — Твой отец тоже рассказывал, что иногда скучает по планете, на которой природа сходила с ума.
— Да уж, память — штука избирательная. Забывает плохое и помнит только хорошее. Я туда больше ни ногой. Иногда ночью приснится, в холодном поту просыпаюсь. Что тогда пришлось пережить из-за того, что Никас был с нами и женщины. Если б не они, может, и было бы смешно. — Вспомнив про отца, я протрезвел и погрустнел.
— Прости, не хотел, — расстроился Трой.
— Ничего, в этот раз женщин и детей с нами нет, и мы будем смеяться, вспоминая это приключение. — Я разлил остатки второй бутылки по рюмкам. — За нас, за то, чтобы мы всегда были вместе.
— Один за всех. — Апанасий положил два пальца на стол.
— Давайте без пафоса, мужики, — предложил Трой. — Чтобы не произошло ничего, заставляющего нас усомниться в надёжности друг друга.
— Всё в наших руках. — Апанасий сжал могучий кулак. — Клянёмся.
— Слушай, я смотрю, земная классика произвела на тебя неизгладимое впечатление, — поддел я друга.
— Да, фильм классный, особенно песни. Хотите, спою одну?
— О нет, иначе дорога нам покажется вечностью, — замахал я руками. — Прости, но поющие пьяные мужики хуже мартовских котов.
— Тогда пойду в туалет схожу. — Апанасий поднялся и, пошатываясь, направился в туалетную комнату, расположенную на первом ярусе, вместе с грузовым отсеком.
Через минуту, несмотря на звукопоглощающие двери, оттуда донёсся мощный рёв, отдалённо напоминающий мотив песни из знаменитого сериала про мушкетёров. Он пел про друга, который был в крови, артистично играя голосом.
— Он меня провоцирует. — Трой направил указательный палец в сторону прохода на первый ярус.
— На что? — не понял я.
— Тоже прикоснуться к земной классике. Смотри, как его проняло.
— И не говори. Кто бы мог подумать, что старый фильм произведёт впечатление на человека, привыкшего к более сложному взаимодействию с прекрасным. С подключением нервных окончаний и всякими там погружениями. Вот реально, настоящему искусству не нужны сложные способы взаимодействия со зрителем. Хорошая вещь тоже будет замечательно перевариваться.
— Давай ещё по маленькой и в капсулу спать. — Трой полез в загашник с алкоголем.
— Дождёмся певца. — Я не хотел пить без Апанасия, считая, что дружба должна проявляться и в этом.
Однако его мы не дождались. Вскоре из туалетной комнаты раздался мощный храп. Нам пришлось прибегнуть к сложной процедуре разрешений, чтобы открыть туалетную дверь, когда в комнате находится человек. Интеллект корабля имел чёткие инструкции на этот счёт, и пока мы не добрались до раздела скорой медицинской помощи, он блокировал её. Апанасия засунули в его капсулу и подняли на второй ярус. Не хотели, чтобы он, проснувшись, увидел себя под дверями туалета. Мы с Троем тоже завалились спать в капсулы, чувствуя, что немного перебрали. Не знаю, как он, но я уже давно не принимал алкоголь в дозах, даже близко равных сегодняшней.
На утро мы все выглядели огурчиками, но внутри всё же сохранилось чувство неловкости за то, как мы себя вели и какие темы обсуждали. Капсулы спасали тело, но и убирали урок, который оно должно было получить, испытывая недомогание от интоксикации алкоголем.
— Я пел, да? — спросил Апанасий, помня только обрывки окончания вчерашнего вечера.