– Я люблю тебя, Бен, – прошептала я в ухо, которое наконец-то оказалось под моими губами.
Он застонал. Протяжно, но тихо.
Потом мы лежали с ним в обнимку. Моя голова на плече самого страстного и нежного любовника на свете. Отца малыша, который готовился прийти в это странное семейство. Едва я подумала об этом, большая, горячая ладонь легла на мой живот, с нежностью погладив его.
Уже засыпая, я подумала, что мое признание в любви осталось без ответа.
ГЛАВА 12
Какой ужас. Я переспала с мужчиной всего через какую-то неделю после знакомства. А еще в любви ему призналась. Как легкомысленно!
Нет, чисто технически, мы год женаты, и я жду его ребенка…
Хотя нет, не мы женаты, а он с Луизой. Но ребенка жду я.
Что ж так запутанно всё!
Эти мысли прыгали в моей голове, как клубок пряжи, а я глупым котенком носилась вслед за ними, пытаясь ухватить за кончик нитку.
Проснулась я в пустой постели, лорда рядом не было.
Но воспоминаний о нем и о прошедшей ночи – предостаточно.
Со смущением я вспоминала, как себя вела с этим в сущности совершенно чужим для меня человеком.
Кажется, ему это показалось странным, вот даже носа теперь не показывает. Убежал куда-то.
Сев в кровати, я поняла, что на мне до сих пор нет никакой одежды. И тут же в спальню вернулся Бенедикт. В шелковом халате, распахнутом на мужественной груди. Причесанный и умытый.
– Доброе утро, – пискнула я, – натягивая одеяло до носа. Хотя странно от него прятаться теперь.
Бен присел на край кровати и внимательно всмотрелся в мое лицо. Я вспомнила, ведь он рассказывал, как Луиза спровоцировала его на интим, а потом сказала, что специально это сделала и на самом деле ничего к нему не чувствует. И благополучно забеременела после близости. Хотя последнее она вряд ли сама хотела. Мне даже теперь казалось, что местные магические силы специально нас поменяли местами, потому что настоящая леди Ренли, гордая и стервозная, придумала бы, как ей не рожать. А я рада этому ребенку. И мужу тоже, чего уж там.
– Какие у нас на сегодня планы, Бенедикт? – спросила я, стараясь подражать светскому тону.
– Я собирался заняться организацией новогоднего приема, – ответил Бен, – и вместе с тобой подумать, кого мы можем позвать.
– Но ведь до праздника осталось совсем немного времени! – испугалась я. – Наверняка все уже определились с планами. И мы останемся с тобой одни за накрытым Фабилером столом.
– А тебе бы этого не хотелось? – Бенедикт улыбнулся с легкой иронией. – Нужна большая компания кроме меня.
– Нет, Бен, – я произнесла это очень серьезно, неожиданно для себя самой. Будто бы сейчас был какой-то момент истины. И надо было расставить точки.
– Мне кроме тебя тут не хочется никакой компании. То, что я тебе ночью сказала…
– Молчи! – велел вдруг муж.
Резко прыжком придвинулся ко мне, обхватил поверх одеяла и поцеловал. И я с энтузиазмом откликнулась. Забыла даже, что кроме этого одеяла на мне больше ничего. А он его уже откинул подальше от себя.
– Ты так прекрасна, Луиза, – прошептал он, целуя меня за ухом.
По телу разлился жар, и я снова забыла о всякой осторожности и приличиях, отдаваясь своим ощущениям и Бенедикту Ренли.
Я вспомнила о наблюдателе, уже когда одевалась к завтраку. Да и то, потому что Бен сказал:
– Бедняга Тухенмер наверное заждался своего омлета.
– Ох! – расческа застыла в моей руке. – Георд! Он ведь…
Головой я указала на кровать, а пальцем себе на ухо. Подразумевая, что наблюдатель мог слышать все, что между нами происходило. Да, увлеклись мы конспирацией, ничего не скажешь.
Бенедикт лишь улыбнулся. Кажется, довольно.
Он что, специально так себя вел, чтобы убедить законника в действительности нашего брака? А на самом деле мстил Луизе за причиненную ранее боль. Он меня не простил и больше не любит. Пусть и желает физически, но у мужчин это вполне может совмещаться.
Наконец, я привела себя в порядок, не призывая на помощь Резеду или Бегонию. Мне отчего-то это казалось неудобным. Я и кровать пыталась застелить, но муж посмотрел на меня с таким удивлением, что пришлось вспомнить о своем господском положении.
А в столовой нас сюрприз ждал. Как оказалось, Георду Тухенмеру было не скучно, он коротал время, распивая чаи с Дешилом Криком, дядей Бена по матушке. Из этих двоих наблюдатель мне казался куда безопаснее. При виде родственника мужа я снова почувствовала тревогу. Будто он меня сейчас схватит за ухо и выставит из замка.
– Доброе утро, Бен, приветствую, Луиза, – поздоровался Дешил, переводя взгляд с племянника на меня, – кажется, вас можно в действительности поздравить со счастливым примирением?
– Знаете, у меня тоже складывается такое впечатление, – голос Георда звучал недовольно, – я, конечно же, останусь здесь положенное время. Но вряд ли супруги задержались так долго в спальне, чтобы поругаться. Иначе лица бы у них сейчас были совсем другие.
– И что, многоуважаемый Георд, вы уже успели наставить в спальне моего племянника наушников?
– О чем вы? – законник сделал удивленное лицо. – Для этого требуется специальное судебное распоряжение. Которое я, к моему сожалению, не сумел получить. Но это не значит, что одной моей бдительности не хватит, чтобы составить верное мнение о происходящем.
Вот так вот, значит.
Можно было не шептаться в спальне. И вообще, говорить там все как есть. Если, конечно, это не ловушка Георда, чтобы нашу бдительность усыпить.
Помощники повара накрывали на стол, когда Бен спросил мимоходом:
– Дорогая, а где твой кот?
Точно. Пумиш что-то долго не появляется из своей межмировой разведки. Я почувствовала беспокойство за фамильяра.
После завтрака Дешил вместе с Беном удалились в его кабинет.
– Нам нужно обсудить дела, – пояснил Бенедикт Тухенмеру. Тот кивнул и попросил разрешения опросить прислугу. Это была формальность, разумеется. Въедливый законник и так бы у каждого работника имения Ренли интервью с пристрастием взял.
Понимая это, Бен только кивнул Георду.
– А я, пожалуй, пойду в свой будуар, займусь вышиванием и буду тосковать о тебе, как положено прилежной супруге, – брякнула я.
– Странно. Ты всегда говорила, что вышивание – вздор для никчемных девиц, – внимательно посмотрел на меня Дешил.
Я даже не думала, что он ко мне прислушивается. Мне казалось, мрачноватый дядюшка Бенедикта воспринимает мою речь как чириканье. Какие вообще отношения связывают его с племянником? Деловые или только лишь родственные?