Алкеми, как анимист, мало заботился о том, свиной ли это жир, но его чувствительное обоняние возмущала пугающая смесь диких цветов, из которой изготавливали эту мазь. На его протесты отвратительные девушки ибос обычно отвечали: «Наших мужчин это возбуждает».
Однако Маку понимал, что невозможно переубедить тех, кто предпочитал сырое человеческое сердце жареным ребрам оленя.
Со временем он пришел к выводу, что никакие почести и власть не стоили того ужаса, с которым он ложился каждую ночь, не будучи уверенным, что проснется с неповрежденными гениталиями.
Поэтому, когда однажды утром часовой с башни выстрелил в воздух, сообщая о приближении длинной пироги, украшенной цветами и заполненной двумя десятками прекрасных женщин йоруба, Маку несколько раз протер глаза, думая, что это сон.
Подарок от Мулая-Али! – воскликнули они. Эта ночь стала самой дикой оргией, но, увы, завершилась трагедией: «М’ба уазеде» унесла жизни двух десятков мужчин, а тех, кто выжил, заковали в цепи.
В камеру вошел мужчина с лицом, изуродованным шрамом. Его звали «Падре Барбас», и его репутация как беспощадного врага Мулая-Али была известна всем.
Ты – Алкеми Маку, насильник, убийца и предатель своего народа, – сказал он.
Йоруба ограничился тем, что наклонился, показывая клеймо, выжженное на его левом предплечье, которое оказалось маленькой копией личной печати Короля Нигера.
– А что ты хотел, чтобы я сделал? – спросил он с горечью. – В день, когда меня схватили, мне дали выбор: либо меня заклеймят на руке и сделают солдатом, либо на груди, и я стану рабом.
– Тот, кто порабощает своих братьев, в тысячу раз хуже своего злейшего врага, – заявил бывший иезуит. – Пусть войдет женщина!
Ядиядияра, стоявшая у двери, жестом подозвала женщину. В комнату тут же вошла крупная особа с ослепительно белыми зубами и впилась злыми глазками в промежность перепуганного Алкеми Маку, который почувствовал себя, будто сосиска в собачьей будке.
– Это Кацина, чьих дочерей ты бесчисленное количество раз насиловал. Она хотела отомстить, отправив тебя на тот свет без пениса и яичек, чтобы ты вечно искал их среди экскрементов. Мы все знаем, что ни один кастрат никогда не попадал в рай воинов, – «Наваррец» почти благостно улыбнулся. – От тебя зависит, похоронят ли тебя целиком или по частям.
– Что мне нужно сделать? – поспешно спросил дрожащий пленник слабым голосом.
– Рассказать мне все, что ты знаешь о гарнизонах на реке и цитадели Мулай-Али.
– Цитадели? – переспросил тот в полном изумлении. – Неужели ты задумал напасть на крепость, защищенную шестьюдесятью пушками?
– У нас есть больше сотни, – спокойно ответил иезуит. – И они лучше, современнее, большего калибра и дальнобойности. Но мне нужно знать, сколько людей обороняет город.
Алкеми Маку задумался на мгновение, порылся в памяти и наконец ответил уверенно:
– Думаю, около трех тысяч. Остальные находятся на северо-западе.
– Что они там делают?
Ответа не последовало.
– Что они там делают? – нетерпеливо переспросил Отец Барбас. – Охотятся на людей?
– Охотятся на людей, – признал йоруба.
– Ты тысячу раз заслуживаешь смерти! – вынес приговор тюремщик. – Тысячу раз самой ужасной смерти!
– «Охоться или будь охотником», – с оттенком усталости заметил его собеседник. – Какой другой путь вы нам оставили? Это белые, такие как ты, платят за этих рабов. И можешь быть уверен, что если бы корабли не ждали на побережье, то и охотников на суше бы не было. – Он бросил долгий презрительный взгляд, впервые отведя глаза от ослепительных зубов Кацины. – С каким правом ты меня обвиняешь? Ты действительно думаешь, что мне нравится быть вдали от дома, зная, что мерзкие ибос насилуют, а возможно, и поедают моих сестер?
Ответа сразу не последовало. Наваррец смотрел на него так, будто соглашался, что тот прав, или был поражен манерой его речи. Наконец он кивнул и заметил:
– Я дам тебе шанс спасти свои яички, но только один. – Он посмотрел ему в глаза. – Как ты передаешь свои новости в следующий пост?
– С помощью барабанов. Ты и так это знаешь.
– У вас есть код?
Тот слегка кивнул.
– Есть, но в регионе его знают все. Мы используем его уже много лет.
– Отлично! – Бывший иезуит присел перед ним на корточки и строго указал пальцем. – Я продиктую сообщение, которое ты сам передашь с помощью этих барабанов и кода. Но предупреждаю: двое из угла, которые тоже ждут смерти, будут слушать. Когда ты закончишь, я спрошу у них, что ты передал. Если их ответ не совпадет точно с моими словами, Кацина будет очень рада. Ты понял меня?
– Прекрасно.
– Тогда за дело!
Его привели к башне форта, где стояли два длинных деревянных барабана, заставили встать на колени, и лишь тогда шепнули на ухо сообщение.
Алкеми Маку посмотрел на него ошеломленно.
– Как ты сказал? – переспросил он. Бородатый повторил слово в слово, и тот только качал головой, словно не мог поверить.
– Это правда? – наконец спросил он.
– Это не твоя забота, – заметил его пленитель. – Твоя задача – передать сообщение без единой ошибки. Иначе можешь попрощаться с яичками и раем.
Йоруба задумался на мгновение и наконец с легкой улыбкой кивнул.
– Ты хитрец! Ужасный хитрец! Ты устроишь революцию в регионе за несколько часов.
– В этом и суть.
Алкеми Маку взял два толстых палки, несколько секунд обдумывал послание, затем начал ритмично бить по длинным полым деревьям, исполнявшим роль барабанов. Их эхо разнеслось над рекой, джунглями и равниной, распространяясь во все стороны.
Через десять минут он остановился, жестом призывая спутника к тишине. Спустя некоторое время послышалось далекое эхо с севера.
– Форт Джериф просит подтверждения сообщения.
– Подтверди его во всех подробностях.
Еще раз он взял палки и отбил сообщение. Закончив, тяжело вздохнул.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – пробормотал он.
Отец Барбас не ответил, направившись к хижине, где два других пленника ждали с глазами, расширенными от ужаса.
– Вы поняли, о чем говорили барабаны? – спросил он.
– Прекрасно, – ответили они хором.
– Что они говорили?
– Алкеми Маку сообщил, что эпидемия бешенства распространилась по дельте и быстро движется на север, – ответил один из них. – Он утверждает, что гиены, лисы, леопарды и обезьяны нападают на всех, кого видят. Уже больше двадцати погибших, и мы оставляем пост и направляемся к морю.
–Очень хорошо! А что