Психолог Виктор Франкл прекрасно объясняет, чем нам «грозит» бессмертие и почему смерть не обессмысливает жизнь:
…разве не оказывается и сама жизнь бессмысленной просто в силу предстоящей каждому человеку естественной смерти? Разве тем самым не обессмысливаются заранее все наши начинания, ибо ничему не суждено продлиться? Поищем ответа и на это возражение, причем зададим встречный вопрос, а именно: как бы оно обернулось, будь мы бессмертны? И вот что ответим на этот вопрос: будь мы бессмертны, мы могли бы все, абсолютно все откладывать на потом. Ведь не было бы никакой разницы, сделаем ли мы что-то прямо сейчас, или завтра, или послезавтра, через год, или через десять лет, или еще когда[61].
Подобную мысль можно найти и в детской литературе. Даже если, как в книге Натали Бэббит «Вечный Тук» (1975), бессмертие достается в целом довольно приятным персонажам, оказывается, что ничего особенно хорошего в этом нет. Жить вечно – скорее наказание, чем награда. Члены семейства Туков – мама, папа и два сына (и лошадь) – выпили воды из родника, который в сказках обычно называют источником вечной молодости. И навеки застыли в том возрасте, в каком были в тот момент. Так и живут восемьдесят с лишним лет – без друзей, без детей, без внуков. В некотором роде бессмертие – это отсутствие будущего. Сильнее всего страдает отец семейства, его жизнь лишилась смысла. Матери немного легче: «Жизнь нужно прожить, не важно – долгая она будет или короткая. Надо принимать все как есть»[62].
Младший сын, Джесс Тук, который «застрял» в вечности в возрасте семнадцати лет, полон оптимизма. Для него жизнь – сплошное развлечение, каждодневное наслаждение жизнью позволяет ему ни о чем не думать, ни о чем не беспокоиться. Маленькая Винни узнает их секрет, и старший Тук пытается объяснить ей, почему они скрывают свое бессмертие и чем оно так опасно. Винни чувствует, что боится смерти, не хочет «погаснуть, как огонек свечи»[63]. Тук рассказывает ей о колесе жизни, которое включает рождение, взросление, появление новых детей, старение, смерть; в этом цикле все «обновляется, изменяется и растет»[64]. Ему ясно, насколько важно быть частью этого колеса:
Смерть – это тоже часть колеса, за которой следует рождение. Нельзя вынуть из колеса одни кусочки, какие вздумается, а другие оставлять. Быть частью целого – благословенный дар[65].
Если выпадаешь из этого круга, жизнь лишается смысла. Винни всего одиннадцать, но она уже понимает, что вечная жизнь – это серьезная ответственность. И хотя Джесс и дает ей драгоценную воду с тем, чтобы она выпила ее, когда достигнет семнадцати лет, Винни все-таки выливает ее на жабу – той вечно грозят какие-то опасности. Да, конечно, Винни уверена, что в источнике еще полным-полно воды, но такова ее первая – и правильная – реакция. В конце книги мы узнаем, что Винни умерла в возрасте семидесяти восьми лет – значит, к источнику она не вернулась. «Умница девочка», – говорит Тук в качестве эпитафии. А вот жаба так и живет вечно.
Само по себе бессмертие не гарантирует легкой жизни. Кроме него, неплохо бы еще обзавестись вечной молодостью, как у Джесса. Но это уже скорее предмет взрослой литературы, чем детской, – вспомним яркий пример множества историй о докторе Фаусте – зато в детских книгах появляется мотив вечного детства. Знаменитый Питер Пэн из книги Джеймса Барри «Питер Пэн и Венди» (1911) не желает взрослеть; по его собственному признанию, он убежал из дома сразу же, как родился.
А я вовсе не хочу становиться взрослым мужчиной. Я хочу всегда быть маленьким и играть. Поэтому я удрал и поселился с феями в Кенсингтонском саду[66].
Получается, что Питер Пэн – тоже часть вечности, он был всегда и будет всегда, но в то же время его нет. Мама Венди смутно припоминает, как в ее детские годы к ней тоже приходил мальчик по имени Питер. Когда Венди вырастает, у нее рождается дочка Джейн (вот оно, колесо жизни), а у той – дочка Маргарет, а у той – ее дочка, и все они в свое время улетают на остров вместе с Питером Пэном, который крутится в своем собственном колесе – но оно не совпадает с колесом жизненного круговорота.
Привлекательность бессмертия противоречит пониманию того, что вечная юность, в которой нет ни роста, ни развития, лишена смысла. Идея вечного детства – когда не надо ходить в школу, планировать что-то загодя и отвечать за свои поступки, что так хорошо удается Питеру Пэну, – куда более привлекательна для ребенка-читателя. Бессмертный – мальчик Питер или юноша Джесс – может не беспокоиться о будущем, не терзаться угрызениями совести за прошлое. Между тем современная медицина двигается вперед так быстро, что философская проблема бессмертия или по крайней мере долголетия, сравнимого с жизнью Николя Фламеля, уже не кажется схоластической и совершенно всерьез обсуждается и философами, и биологами. Как тут не вспомнить знаменитое высказывание Станислава Лема: «Люди не хотят жить вечно. Люди просто не хотят умирать»[67].
Глава 11
Еще до рождения…
Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать.
Книга Экклезиаста, глава 3, стихи 1–2
У ребенка страх смерти соседствует с интуитивной верой в бесконечность жизни. Один маленький мальчик, теперь уже давно взрослый, сказал однажды: «Если жизнь бесконечна, она должна быть и безначальна». Где же начало жизни в детском сознании и как в детских книгах рассказывается о том, что было до рождения? Маленькие дети не очень хорошо понимают – даже если им рассказывают об этом в школе, а родители объясняют, откуда взялись братик или сестричка, – что происходит с ребенком до того, как он рождается. Дело не в физиологических процессах