В повседневной практике оберегом от лихорадок служило прежде всего правило не называть их по именам. Вместо этого сестер звали кумами, кумохами, тетками, гостьями, подругами и пр., норовя тем самым задобрить демониц и избежать их внимания. В крестьянском календаре имелся особый Селиверстов (Сильвестров) день, 15 января, когда считалось, что «святой Селиверст гонит лихоманок-сестер за семьдесят семь верст».
По замечанию этнографа А. В. Терещенко, «кого бьет лихоманка, тот должен окурить себя копытом… Многие думают прогнать лихорадку испугом, потому внезапно бросаются на больного с ножом или прицеливаются ружьем… Иные переодеваются в вывороченное или чужое платье, чтобы она не узнала (обычный способ противодействия нечистой силе. – К. К.); переезжают тихомолкой из дома в дом, чтобы она не нашла; пишут на дверях и окнах без ведома больного: “Дома нет”, чтобы этим обмануть лихорадку и спрятать от нее больного, которого потом окуривают его же паром. В предохранение от лихорадки носят на шее змеиную или ужовую кожу, ожерелье из змеиных головок или восковые шарики, сделанные из страстной свечи».
Еще использовались специальные куклы, которые вешали в избах около печи; считалось, что они отгоняют лихорадок от дома. Автор «Словаря живого великорусского языка» и книги «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа» В. И. Даль писал, что «от лихорадки народных средств вообще чрезвычайно много… Вот народное средство, которое я испытал раз 30 и в чрезвычайном действии коего всякому легко убедиться, хотя и не так легко объяснить его и добиться до желаемого смысла: перед приступом лихорадки, за час или более, обкладывают мизинец левой руки, а в некоторых местах большой палец, внутренней пленой сырого куриного яйца; кожица эта вскоре прилипнет плотно и присыхает, а чтобы уберечь ее, обматывают палец слегка тряпичкой. От этого средства лихорадка, не всегда, но большею частью, покидает недужного».
Заговор с именами сестер-лихорадок
В заговоре, опубликованном одним из основоположников русской филологии Ф. И. Буслаевым, двенадцать лихорадок сами объясняют свои имена (текст первоисточника приведен в соответствие с современной орфографией):
Едина рече: «Мне есть имя Тресея». 2-я рече: «Мне есть имя Гнея. Гнея же как печь смоляными дровами распаляется, так же разжигает телеса человеческие». Третья рече: «Мне есть имя Ледея. Ледею же как лед студеный, так знобит род человеческий, не может тот человек и в печи согреться». 4-я рече: «Мне есть имя Гнетея. Гнетея ложится у человека под ребра и взбивает утробу. Кто хочет есть, да ест, из души вон у того человека идет». 5-я рече: «Мне есть имя Грынуша. Та ложится у человека в груди, плечи гноит, исходит харкотой». 6-я рече: «Мне есть имя Глухея. Та ложится у человека во главе, уши закладывает и главу ломит, тот человек глух бывает». 7-я рече: «Мне есть имя Ломея. Ломея же ломит, как сильная буря сухое древо». 8-я рече: «Мне есть имя Пухнея… Тако ж пущает отек на род человеческий». 9-я рече: «Мне есть имя Желтея. Желтея же, как желтый цвет в поле». 10-я рече: «Мне есть имя Коркуша. Та всех проклятие, сводит ручные жилы и ножные». 11-я рече: «Мне есть имя Гледея. Та всех проклятие, в ночи человеку сна не дает, и бесы приступают к нему, и с умом смешивается тот человек». 12-я же рече: «Невея сестра им старейшая плясавица, коя усекнула главу Иоанну Предтече, и та есть всех проклятие, поймает человека, и не может тот человек жив быти».
Если подводить итог этому краткому обзору, справедливо будет сказать, что в традиционной культуре все «лихое» имело непосредственное отношение к нечистой силе и ее проискам – даже в лихие люди, то есть в разбойники, подавались по наущению нечисти («бес попутал»). Недаром сама эта сила называлась в том числе «лихой»; главное же предназначение лихой силы – вредить человеку, и в том она, судя по образам Лиха одноглазого и сестер-лихоманок, вполне преуспевала.
Бесы, демоны, черти
Судя по сказкам и русским народным поверьям, нечистая сила настолько обильна и разнообразна на белом свете, что ее с полным основанием можно считать вездесущей: она повсеместно присутствует в дикой природе и населяет освоенное человеком пространство, неизменно досаждая людям. Как правило, отдельные «породы» нечисти различаются между собой либо местами обитания, либо родом занятий – как мы узнали, сестры-лихорадки насылают болезни, а детские духи, о которых речь пойдет впереди, пугают детей. Однако имеется в русском фольклоре и особая «порода» таких существ: их можно встретить везде и всюду, и человеку они норовят навредить, по малости или, как говорится, на полную катушку, фактически в любом деле. Это самое многочисленное «племя» злых духов – бесы или черти.
Именно бесов и чертей обыкновенно подразумевают, когда говорят о злых духах. Причем слово «дух», однокоренное со словами «душа» и «дыхание», в данном случае толкуется не как «бестелесное явление» (В. И. Даль), а как нечто вполне вещественное, осязаемое – и вредоносное; злой дух – сверхъестественное существо, злонамеренное по отношению к людям.
В представлении о «мироправлении духов», которое в традиционной культуре очевидно предшествовало церковно-христианскому представлению об «ангельском мироправлении», все на свете в восприятии древнего человека одушевлялось, при этом зло и добро поначалу не разделялись, а духи – духи природы, духи предков и иные – обеспечивали взаимодействие человека с миром.
Позднее, в том числе под влиянием христианства, сложилась двойственная картина мироздания, в которой благом ведала «крестная» сила, а зло творила сила нечистая, и основными «сеятелями зла» среди людей – заведомо враждебными людскому и божественному порядку – были признаны бесы и черти как те, кто постоянно «прельщает, искушает и с толку сбивает».
Сегодня слова «черт» и «бес» выступают, по сути, как синонимы, обозначая христианских дьяволов, больших и малых – от самого Сатаны до последнего «чертушки беспутного» (А. А. Коринфский). Однако это совмещение образов произошло довольно поздно: если выстраивать своего рода хронологию фольклорного развития, то бесы