– Включите обогрев, – негромко приказал водителю Берган.
Почти сразу потянуло теплом. Император сел на приличном расстоянии, сложил руки на коленях. Слишком скованный и напряжённый для человека, который едет развлекаться. Едва машина тронулась, водитель поднял стеклянную перегородку, отделяющую кабину от салона. Я осталась наедине с Берганом. Воспитание требовало о чём-то заговорить, и я лихорадочно перебирала все «приличные» темы. Искусство, путешествия, хобби, погода…
– В этом году резко похолодало, – выдавил из себя Берган.
– Обычно в начале осени теплее?
– Теплее, да.
Он собирался сказать что-то ещё, но то ли передумал, то ли не подобрал слов. Я уставилась на носки своих туфель, затем покосилась на стиснутые кисти его рук. Изящные, длинные пальцы. В Кергаре мужчины не носили кольца, но указательный палец левой руки императора украшала печатка с гербом Рениров. Дав себе пинка, я перевела взгляд за окно, где проплывали улицы столицы.
– Вам нравится Грасор? – спросил император.
– Да, очень.
– Вы всем довольны? Нет каких-либо пожеланий?
– Я хотела бы чаще встречаться с вами, Ваше Величество.
От собственной смелости я сама несколько опешила. Слова вырвались без какого бы то ни было обдумывания и подготовки. Более того, я могла бы поклясться, что не собиралась затрагивать эту тему! Император еле слышно выдохнул.
– Мы вроде договорились, что вы зовёте меня по имени. Лоу Илайя… Илайя, я понимаю, что вас задевает моё якобы пренебрежение…
– Нет, – перебила я. – Не задевает. Я знаю, насколько вы заняты. Но возможно, вы выкроите в своём плотном расписании хотя бы полчаса в день.
Берган повернул голову и посмотрел на меня. Бледный, словно уроженец островов. Серые тени под впавшими глазами портили красивое лицо.
– Постараюсь, Илайя. Но не обещаю. Времени постоянно не хватает.
– У вас нет помощников?
– Я обязан всё контролировать лично.
Внутренний протест я подавила. Не удивительно, что он еле живой. Странно, что он до сих пор не падает в обмороки от истощения. Хотя, может, и падает – за закрытыми дверьми, когда никто не видит.
– Берган…
Произносить его имя было трудно. Чужое, колючее. В голове почему-то мелькнул образ цветка, росшего между камнями – упорного, живучего, цепкого. Научное название вылетело из памяти, осталось лишь местное – «рáни». Неприхотливый вид камнеломки, почти сорняк, в засушливое время ничем не примечательный. Но именно он в сезон дождей превращал скалы в удивительное и невероятное чудо.
Додумать я не успела: машина подъехала к служебному входу в концертный зал и остановилась. Берган вышел первым, подал мне руку и, не замечая суетящейся охраны, спокойно направился вперёд. Навстречу нам выскочил какой-то важный льен, тараторивший так быстро, что я не разобрала бы его речь, даже говори он на островном. Он провёл нас пустыми узкими коридорами со множеством дверей, пока мы не очутились на закрытом балконе. Сверху свисал тяжёлый балдахин с пышной бахромой, на стене сверкал вензель «АР», а спинки бархатных кресел украшали золотые гербы.
– Императорская ложа, – несколько смущённо пояснил мне Берган. – Её спроектировали специально для моего прадеда, Алонсо Великого.
– Но он здесь не бывал? – я вспомнила историю дворца.
– Почему вы так решили? – растерялся Берган. – Прадед очень любил театр, не пропускал ни одной премьеры.
Двое телохранителей застыли по бокам двери с нашей стороны, прочие остались дежурить снаружи. Компаньонки заняли свои места во втором ряду, я же подошла к самому барьеру, обтянутому ярко-красным пламенеющим бархатом. Переполненный зал показался мне огромным, справа и слева располагались ложи, выше шли балконы – и везде были люди, которые смотрели на нас. Тысячи прицельных взглядов. Кто-то крикнул: «Слава императору!», раздались недружные аплодисменты. Я поспешила сесть.
Рядом скрипнуло кресло: Берган последовал моему примеру. Свет очень вовремя начал гаснуть. Яркий луч выхватил из темноты крошечную фигурку в простом белом платье. Знаменитая Амели оказалась смуглой до черноты немолодой женщиной, даже сквозь толстый слой грима проступали глубокие морщины у губ. Её приветствовали бешеной овацией, куда там императору. Однако стоило певице поднять руку, зал притих.
Я никогда не считала себя большой любительницей вокала, а от классической оперы вообще зевала. Но сейчас при первых звуках песни замерла. У Амели был незабываемый голос – чистый, проникновенный, уносящий ввысь. Самые обычные слова в её исполнении звучали иначе. Она пела про родные берега – и я видела свой остров и гордилась им. Амели пела о падающих листьях, дождях, журавлиных клиньях и наступающей зиме – но так, что верилось: вновь наступит весна, распустятся почки и вернутся птичьи стаи. Даже песня о вечной разлуке звучала словно обещание счастья в ином, лучшем мире. Я поняла, что плачу, лишь когда наступил перерыв и в зале загорелся свет.
– Вам понравилось? – спросил Берган.
Он совершенно преобразился: на щеках горел румянец, глаза блестели. Светлые духи! В этот миг император выглядел как нормальный двадцатидвухлетний парень… до одури привлекательный. Лишённое суровости лицо оказалось живым и тонким, расслабленные губы – прекрасно очерченными. Ещё немного – и я вполне смогла бы вообразить на этих губах улыбку.
– Да… очень.
– Амели – степнячка, бывшая инго. Хозяйка оценила талант девочки и отдала её в музыкальную школу, – без всякого принуждения начал рассказывать Берган. – Она же устраивала первые концерты Амели и в итоге подарила ей статус гражданки Кергара. Во втором отделении должна быть песня «Благодарю тебя за всё», посвящённая той самой льене. Амели всегда заканчивает ей свои выступления.
– Это невероятно, – я достала платок и вытерла мокрые щёки.
На белой ткани остались чёрные разводы: похоже, потекла тушь. Срочно нужно зеркало! Я оглянулась на дам, и Сина тут же вскочила.
– Лоу Илайя, вас проводить?
– Будьте так добры.
Берган поднялся вместе со мной.
– Разомну ноги.
В дамскую уборную мы прошли вместе, причём Сина очень внимательно осмотрела помещение. Большое зеркало на стене отразило меня в полный рост – раскрасневшуюся и почти хорошенькую. Тушь расплылась не так сильно, как я боялась, и привести себя в порядок мне потребовалась пара минут. На выходе нас встречала Мира. Мы направились к ней, но вдруг из крайней кабинки