Велон развернулся и пошёл прочь, а я уставилась ему вслед с отвисшей челюстью. Пожалуй, хорошо, что он не император.
Такой стёр бы острова в пыль и не заметил.
Глава 4
Два охранника с каменными лицами следовали за нами по выставочному залу шаг в шаг. Четверо держались на расстоянии и невесть сколько рассредоточилось по залу. Редкие посетители – ещё бы, входной билет стоил тысячу реалов! – старательно огибали нас по широкой дуге. Берган в очередном строгом сером костюме смотрел только на картины. Он не сказал ни слова, когда мы садились в машину, молчал всю дорогу от дворца до галереи и сейчас переходил от одного полотна с другому, храня всё то же мрачное молчание.
Наконец перед картиной, на первый взгляд состоящей из сплошной мешанины разноцветных мазков, Берган не выдержал:
– Илайя, вам действительно это нравится?
– Вы неправильно смотрите, Ваше Величество.
Я взяла его за руку и отвела подальше. Любопытно, что он нехотя, но подчинился.
– Теперь поворачивайтесь.
С расстояния десяти ярдов картина совершенно преобразилась. Хаотичные мазки сложились в осенний пейзаж: по небу над рощей плыли белые воздушные облака, багряные листья, точно живые, трепетали на ветру, одиноко пламенело дерево на опушке. Берган растерянно моргнул, затем ещё раз. Озадаченный император выглядел куда симпатичнее императора угрюмого.
– Мистика, – хмыкнул он. – Это какой-то фокус?
– Пастозная живопись, – пояснила я с тайным удовлетворением. – Техника рисования крупными рельефными мазками.
– Я в этом ничего не понимаю, – он приглушил голос. – Сколько мне ни твердили о направлениях в искусстве, всё выветрилось из головы. Вон там жуткий синий человек, словно отражённый в разбитом зеркале; помню, что это как-то хитро называется. И зелёные квадратики с красными кругами – тоже какой-то стиль.
– Супрематизм.
– Странно. А почему не квадратизм? Или круглизм?
– Таких стилей нет. Зато есть кубизм – это как раз тот портрет мужчины.
– Но он вообще из треугольников!
Рот я прикрыла ладошкой, чтобы не хихикнуть.
– Ох, – Берган очень по-человечески вздохнул. – Почему бы не рисовать по старинке? Нормальные пейзажи или натюрморты, как в дворцовой картинной галерее? И портреты, похожие на оригиналы?
– Искусство осваивает новые формы… – я осеклась. Лекция о стилях сейчас точно не ко времени. – Берган, посмотрите ещё раз на эту картину! Она же живая! Сделайте шаг в сторону. Видите, облако переместилось, а на землю упала тень?
Император послушно переместился влево, затем вправо. Потом ещё и ещё раз.
– Не спорю, в этом что-то есть. Но те кубики точно не для меня!
За нашими спинами возникло какое-то движение. Я обернулась: охранник выкручивал руку неприметному льену. На пол со звоном упала портативная визокáмера. Берган не шелохнулся, но его лицо опять заледенело.
– Илайя, остался последний зал. Вы не устали?
– Там самые интересные работы, – я взяла его под руку. – Пожалуйста, Ваше Величество, досмотрим до конца!
– Берган, – буркнул он.
Охрана уже выводила жадного до сенсаций льена из зала. Ещё один охранник деловито разбирал визокамеру, уничтожая снимки.
– Ненавижу газетчиков, – зло, сквозь зубы, процедил император. – Год назад в Ренго́ре произошло крушение поезда. Первыми успели сотрудники центральной газеты. И вместо того чтобы помогать людям, они снимали пожар и задыхающихся пассажиров. Стояли рядом и снимали, как умирает придавленный вагоном человек! А потом первыми показали эти записи в новостях.
– Отец бы их наказал и лишил работы, – отозвалась я.
– Я отдал мерзавцев под суд, – Берган поджал губы, помолчал, справляясь с гневом, и продолжил: – Их приговорили к штрафам и условным срокам заключения, но они лишь приобрели популярность. Всё, что я делаю…
Он оборвал фразу, которую несложно было продолжить. «Оборачивается против меня», «Выходит боком», «Даёт не тот результат». Я предпочла смотреть на картины. Авангардное искусство на островах не пользовалось спросом, мой отец и вовсе называл его мазнёй. Он тоже предпочитал «нормальные» портреты и пейзажи.
– Вы учились на архипелаге? – неожиданно спросил Берган.
– Да, институт культуры на Яроу. Туда отправляют всех знатных девушек, которых не устраивает домашнее образование.
– По диплому вы искусствовед?
– По диплому, – с иронией подтвердила я.
Берган моментально уловил подтекст.
– В чём подвох?
– Правильнее было бы назвать это славное учреждение «институтом благородных девиц». Половина учебного времени там уделяется нравственному воспитанию, этикету, основам домоводства, музыке и танцам.
– А вторая половина? – в голосе прозвучало искреннее любопытство.
– Языкам, истории, географии и, собственно, искусству. По желанию можно посещать и дополнительные занятия – от кулинарии до изящных рукоделий.
– Неужели вы посещали кулинарию? – невесело усмехнулся он.
– Что вы! – ответила я с такой же усмешкой. – Мама упала бы в обморок, если б я замарала руки стряпнёй. Дочери князя невместно, и так далее.
– Но тем не менее вас отпустили фактически в чужую страну? Одну?
– В сопровождении двух служанок в закрытое учебное учреждение, куда нет доступа посторонним лицам.
Император покосился на картину с алыми брызгами на голубом фоне.
– Илайя, насколько я в курсе, на островах прекрасное образование, причём нет разделения по полу. Почему закрытый институт для девиц на архипелаге?
Я тоже уставилась на картину: так было легче отвечать.
– Потому, что для дочери князя получать профессию – бессмысленная трата времени. Вдобавок она не должна находиться среди тех, кто ниже её статусом. Если уж так рвётся к знаниям, то пусть побудет четыре года в компании таких же лоу. Приобретёт необходимые в семейной жизни навыки и заодно наладит полезные связи. Да и после замужества искусство – приличное занятие для порядочной жены.
– То есть из вас готовят образцовых жён? – нахмурился Берган.
– Идеальных спутниц, которых не стыдно показать соседям и взять с собой на приём. Умеющих развлечь гостей приятной беседой, благовоспитанных и послушных. В меру начитанных и не скучающих в отсутствие мужа.
– Бред какой-то, – поморщился император. – В прогрессивной стране – и такое дикое отношение! Словно к товару, который нужно повыгоднее сбыть с рук.
– А мы и есть товар, Берган, – я заглянула в серые недоверчивые глаза. – Дочь князя с рождения знает, что её судьба – договорной брак. И чем девушка красивее, воспитаннее, образованнее, тем больше пользы она принесёт своему острову.
– Как же вы миритесь?! – возмущение вспыхнуло румянцем на бледных щеках.
– Гордимся тем, что выполняем свой долг. Честно стараемся уважать и любить своего мужа. Помним, что наш поступок предотвратил военные конфликты, сберёг чьи-то жизни, улучшил благосостояние острова. Это только кажется, что бунтуют сильные: настоящее мужество в том, чтобы находить