Меткий ружейный огонь преобраденцев не давал вражеским цепям подняться для последнего броска. Но и австрийцы успели пристреляться. Вскоре получил ранение заместитель штабс-капитана Кутепова поручик Галлер{18}, первым со своей полуротой ворвавшийся на высоту 106. Когда оба офицера 4-й роты выбыли из строя, командование ею принял фельдфебель подпрапорщик Ящихин, но вражеская пуля нашла и его, ударив в руку. Теперь остатки роты возглавил младший унтер-офицер Кошкаров.
В перестрелке повторно ранен поручик Вуич. Он стал отползать назад, но и там свистел шальной свинец. Третья пуля оборвала его жизнь. Накануне боя он говорил товарищам, что точно будет убит. Предчувствие не обмануло его… Повсюду раздавались стоны раненых и призывы о помощи. Легкораненые пытались отползти в тыл, но многих настигали шальные пули.
Тяжело ранен пулей в ногу командир 2-й роты капитан князь Аргутинский-Долгоруков. В 3-й роте получил ранение младший офицер прапорщик Зборомирский 1-й{19}.
Австрийцы вновь попытались контратаковать. Их цепи подходили всё ближе к позиции 4-й роты.
— Если противник ворвётся, то 4-й роте принимать в штыки. Приказа отходить не будет! — громко крикнул штабс-капитан Кутепов.
Усилился пулемётный и артиллерийский огонь. Преображенцы огрызались ружейными залпами. Враг совсем близко. Превозмогая боль, Александр Павлович попытался встать и не смог. В глазах товарищей он всегда был бравым гвардейцем, расчётливым и распорядительным командиром, знавшим все тонкости армейской науки, а теперь лежал беспомощный на влажной после вчерашнего дождя польской земле… Смерть он предпочитал плену и выхватил револьвер. Это увидели солдаты Пётр Лисица и Антон Ковалёв. Под огнём приближающихся австрийских цепей они бросились к своему ротному командиру и стали выносить его из боя. Вокруг скрежетали разогретые порохом винтовки. Рота готовилась к штыковой схватке. По земле волоклась едкая гарь. Где-то позади громыхнули орудия. Совсем рядом рванули вражеские шрапнели. Оба солдата получили ранения, но они, истекая кровью, всё же доставили своего командира в полевой лазарет (РГВИА. Ф. 2583. Оп. 2. Д. 915. Л. 1–1 об.).
Примечательно свидетельство о личных качествах А.П. Кутепова одного из его сослуживцев Владимира Владимировича Дейтриха: «Кутепов, вступив в войну (для него уже вторую) с репутацией блестящего строевика, точно окунулся в родную стихию и сразу завоевал себе репутацию боевого офицера, уже выдающегося во всех отношениях, выдающегося даже среди тех, кто почитаться таковыми могли сами. Мы, младшие офицеры, верили слову Кутепова. Молодость, хотя и склонна к зубоскальству, но, как никто, поддаётся обаянию отваги. Храбрый офицер — в сущности тавтология. Кто не храбр, тот не может, не вправе быть офицером. Храбростью проявляется благородная сторона человеческой натуры. В храбрости и подвиге победа духа над тлением… Рыцарство недаром обозначало во все века тот идеал, к которому мужчина должен стремиться.
Кутепов был храбр той волевой храбростью, которая, сознательно преодолев страх смерти, уже не имеет далее задерживающих рубежей, кроме велений разума. Мы, стараясь изо всех сил быть храбрыми, всё-таки сознавали, что Кутепов храбрее нас. Этим объяснялось то влияние, которое он как начальник имел над нами в бою» (Дейтрих В.В. Преображенского полка последний командир. Генерал Кутепов (сборник статей). Париж: Издание комитета имени генерала Кутепова, 1934. С. 219–220).
«Для характеристики Кутепова, как офицера и командира, я приведу то, что мне пришлось слышать о нём от солдат.
— Строг, — говорили про него ещё до войны, — но зря человека не обидит; к тому же нашего брата понимает, можно сказать, насквозь видит, ему не соврёшь. Если в чём провинился — лучше прямо говори — виноват. Тогда — ничего, а коли начнёшь с ним крутить — тогда беда.
С ним ещё то хорошо, что ему ни фельдфебель, ни взводный — не указ, службу знает, да и сам во всё входит и видит, где правда. Одно слово — командир…
Таковы отзывы о Кутепове в мирное время, в военное они ещё любопытнее.
— Герой, — отвечали все, кого, бывало, ни спросишь, а что Кутепов? Если же ещё спросишь: что очень храбрый? — то слышишь: “Да что храбрый, храбростью нас, Ваше Высокоблагородие, не удивишь, — наши господа офицеры все как есть, храбрые… Этот не то что храбр, а Бог его знает, какой-то особенный. Кругом смерть, ну прямо ад иной раз, а он как ни в чём не бывало — смеётся, шутит, нашего брата бодрит”… И опять та же аттестация, что приходилось слышать и в мирное время — службу знает, — но теперь во сколько раз знаменательнее звучат эти два слова!
Слышал я и такие пояснения:
— Одной храбрости на войне мало, — надо и дело разуметь, иначе толку мало, лишь одни потери… Вот на этот счёт капитан Кутепов, дай Бог ему здоровья, молодец — ни одного человека зря не погубит. За ним, можно сказать, как за каменной горой.
— Иные господа и храбрые и вояки хорошие, да горячатся малость — кидаются в атаку, когда ещё нельзя — ну, ничего и не выходит… Капитан же Кутепов всегда спокоен, за всем следит и за своими и за неприятелем, а коли прикажет что, так уж знай, что именно так и надо…» (Свечин В.В. Генерал Кутепов (сборник статей). Париж: Издание комитета имени генерала Кутепова, 1934. С. 194–195).
Пока 1-й батальон вёл бой за высоту 106, за правым его флангом наступал 2-й батальон. 5-я рота капитана Есимонтовского{20} первой взошла на гребень между высотами 106 и 119. Впереди весь пологий скат покрывали густые цепи австрийцев. Не окапываясь, преображенцы открыли ружейный огонь по врагу. Однако их меткие залпы не остановили австрийцев. Неся ощутимые потери, они продолжали наступать. В это время подоспела 7-я рота штабс-капитана Чернявского{21} и заняла позицию левее 5-й. Загромыхали её дружные залпы. Вскоре полурота 6-й под командованием подпоручика Верёвкина{22} подтащила пулемёты приданного батальону 2-го пулемётного взвода и установила их в интервалах 5-й роты. Полковник Казакевич, выказывая презрение к смерти, сел на стул за цепями и принялся руководить ротами. Он приказал ударить в штыки на передовые цепи австрийцев. Коротким контрударом преображенцы заставили врага откатиться назад, на что он ответил ураганным ружейным и пулемётным огнём. Австрийская пуля пробила ногу полковнику Казакевичу. Он упал на землю, но покинуть передовую позицию отказался и лёжа продолжал командовать батальоном и громко подбадривал солдат. Капитан Есимонтовский получил пулевое ранение в область почек. Рана оказалась смертельной. Без малого восемь месяцев лечения и борьбы за жизнь не дали желаемого результата, и 14