Через десять минут, когда бронированная переборка была уже почти пропилена насквозь, все серверные блоки стали подконтрольны Круглову. Кибер номер четыре выключил сварочный аппарат, а спустя ещё пару минут вернулся в аппаратную и пристрелил старлея-диверсанта и бывшего командира базы «Санин-3».
— 9-
Привычной связи с Восточным всё ещё не было — шифрованное соединение не проходило. Радио про Восточную Антарктику молчало, а спутниковые номера соседних баз и Восточный не отвечали.
— Хуже всего жить в этом информационном вакууме, — воскликнул Бхарвадж, когда они закончили уборку в базе. — Если сегодня не будет конвоя с шахты С-5, то можно сойти с ума.
Артемьев бредил рыженькими.
— Мы бы перезимовали, провизии хватит, — сказал Ли. — Но, похоже, Пашке совсем хреново. Надо везти его в госпиталь.
— А ты уверен, что в Восточном ещё не сменилась власть? — спросил Круглов. — Если ЕКА больше нет, то там уже давно австралопитеки.
— Нет, с Унией Австралия-ЮАР у нас перемирие, — возразил китаец. — По правде сказать, я не верю в распад Конфедерции. Ким явно кому-то продался, поверь мне. Можно позвонить по спутниковому в штаб, чтобы проверить. Но я не знаю кодов доступа.
— Их знал только Ким. Предатель… — проговорил Раджи.
Системщик задумался. Круглов знал все пароли, но пока решил молчать.
— Александр Степанович, а автоматические станции слежения в пределах действия сети работают? — вдруг спросил Раджеш.
Лейтенант кивнул и засунул голову в обзорный сфероэкран. Пробежался по камерам.
На третьей панораме, в десяти километрах к югу от базы, он увидел снежную бурю, несущуюся над трактом в направление «Санин-3», и увеличил картинку.
— Едут… — проговорил Круглов.
— Кто, наши? — обрадовано воскликнул Бхардвадж.
— Нет. Новозеландцы. На канадских броненосцах, восемь… десять штук. Они будут здесь через пятнадцать минут.
— Мы не сможем принять бой! — воскликнул Ли. — У нас всего один стрелок!
Александр сорвал защитную плёнку на красной приборной панели и вбил пароль на трансформацию станции. Бхарвадж метнулся к пульту.
— Откуда ты знаешь пароль⁈ — вскричал индус и попытался дотянуться до «отмены», но Александр оттолкнул его.
— Системный инженер знает всё…
Корпус станции затрясся. Круглов снял шлем управления и отдал Ли, затем быстро накинул куртку и проговорил, протирая уставшие глаза.
— Ли, проверь системы. Раджи, бери на себя стрелковую часть.
— Но куда, чёрт возьми⁈ — спросил Раджеш, схватившись за голову.
— В Мирнополь. Спасти Артемьева могут только в столице. Если и там не осталось своих, придётся пересекать океан, до Хобарта мы дотянем.
Круглов застегнул куртку. Ли спросил, не оборачиваясь.
— А ты-то куда?
— А я оставлю нашим новозеланским приятелям один сюрприз.
— 10-
Лопнул и свернулся чехол, укрывавший турбины от снега. Над реакторным отсеком развернулись три огромных лепестка. Из днища столовой и оранжереи раскрылись веерами два широких крыла. Снег, облепивший полукруглые турбины, расплавился и с шипением начал испаряться, блоки приподнялись над поверхностью ледника и прижались друг к другу, образуя прочный обтекаемый фюзеляж. Съехала и сложилась броня, закрывавшая лобовое стекло аппаратной, и свет низко висящего полярного солнца ударил в глаза Александру.
Это были его полярное солнце и его земля, понял Круглов. Пусть лучше они снова какое-то время будут ничейными, как много лет назад, чем станут чужими ему.
Взглянув спустя десять минут в экран заднего обзора, лейтенант увидел расцветающий ядерный цветок на месте, откуда стартовал экраноплан «Санин-3», казавшийся теперь игрушкой в руках полярного ветра.
Пятеро из тринадцати
Премьера рассказа.
Через два года остались только я и Михаил. Михаил старше меня на год и выше ростом, его волосы светлее моих, а голос громче. Я уважаю его как брата.
Возможно, что нас чуть больше, чем двое, и у нас есть план. И сегодня наш день.
— Завтра будет ещё хуже. Если когда-либо нам суждено вырваться наверх, то этот день — сегодня, — тихо говорю я Михаилу.
Михаил кивает.
Гипокауст Константинополиса — это горячий, тусклый ад с голыми стенами бетонных опор, гигантскими трубами, раскалёнными боками котлов отопления и высокими потолками. Потолки — это наше небо, за которым находятся небеса обетованные. На голой глине под ними, между хлевами, складами стоят наши кривые, сколоченные из овощных поддонов сараи.
Мы — Порушенные. Наши отцы были офицерами в третьей войне Корпораций и проиграли. После захвата Константинополиса юнитами Энтегры у Альтера не оставалось никаких шансов на спасение.
Энтегра владеет теперь почти всем Причерноморьем, что на юге, что на севере, и большой частью затопленной Восточной Европы. Её штаб-квартира на Волге, в Татполисе, а Константинополис, бывшая столица Альтера — стратегически-важный пункт на юге.
Мне было шесть лет, когда это произошло, и всех детей младше двенадцати победители милостиво пощадили. Детство я провёл снаружи, в одном из режимных интернатов под кислотным небом Кубани. Мы трудились в садах и готовились к взрослой жизни. Я — самый младший из нашей группы.
Когда мне исполнилось пятнадцать лет, политика руководства Энтегры в отношении детей-порушенных поменялась. Мне, девяти моим названных братьев и троим сестрам пробили чипом левое ухо и посадили на экранолёт.
Одна старуха из интерната сказала нам тогда: «Деточки, вы в одном шаге от бездны, воспользуйтесь этим». Я верю её словам.
И вот, Константинополис — город нашего детства — стал для нашей группы тюрьмой. Здесь нам была уготована судьба грузчиков, операторов котельных, разнорабочих и биодоноров. Девушкам повезло чуть больше. Роль наложниц топ-менеджеров обычно не подразумевает больших физических нагрузок, и жизнь наверху, под призрачным светом солнца, даёт надежду на мгновения счастья.
Нас же бросили гнить внизу. Двенадцать квадратных километров гипокауста и десяток лет без единого луча солнца — вот что ждало нас здесь. Шестнадцать тысяч Порушенных — преступники, бывшие инженеры, дети пленных — были разделены здесь на сектора по тысяче человек и ежесекундно контролировались камерами службы безопасности.
И всё же, мы не были детьми покорных инженеров или бодрых менеджеров, не родились на кислых плантациях или в радиоактивных посёлках шахтёров. В наших жилах текла кровь офицеров проигравшей корпорации Альтер. Мы не покорились, потому что внутри оставалась вера.
Первым погиб Рафаил, самый слабый из нас — маленький мулат вскрыл себе вены. Вторым нас покинул Адам — его убили юниты, когда он отказался отдавать свой сарай для нового «блатного». Третьим стал Денис — он заболел солнечной болезнью и пытался пролезть наверх через канализацию, его тело нашли в фильтрационных колодцах через пару недель. Валентин заразился следом за ним, но смерть его оказалась проще: его