— У Германии на орудие три тысячи зарядов, у нас восемьсот. Мы их расстреляем в первых же боях, а потом? А потом нас будут бить, и бить страшно. Какими бы ни были храбрыми наши солдаты, они просто не увидят противника, гаубица бьёт на десять вёрст. А ещё пулеметы. У Германии двенадцать тысяч пулеметов, у нас четыре. Германия каждый месяц пополняет армию двумястами пулеметами, мы — шестьюдесятью. Это никуда не годится. Нужно расширять тульский завод, ижевский, сестрорецкий. Это за три дня не сделать.
— Ну почему непременно Германия, Никки? Австрияков-то мы побьём, я уверен.
— Думаешь, ты будешь наступать на Австрию, а Германия будет на месте стоять?
— И Германию побьём, если нам помогут союзники! — сказал дядя Ник, но как-то неуверенно.
— Если Германия вступит на нашу землю, непременно побьём, рано или поздно. Только вот нам не нужно поздно. И потому мы завтра объявим о том, что Россия будет придерживаться нейтралитета, при условии, если и остальные великие страны не вступят в войну ни на чьей стороне. Я уже уведомил об этом Джорджи и Вилли.
— Уведомил?
— По телеграфу, uncle Nic, по телеграфу. Телефонировать в Берлин пока не могу даже я. Не речь, а хрюканье выходит. Хотя наши техники утверждают, что вот-вот, что ещё немного… Что ж, подождём.
— Но что ответила Британия и Германия?
— Согласились занять такую же позицию.
— И ты им веришь, Никки?
— Вера верой, если сил невпроворот. Но порох будем держать сухим. Завтра, как я уже сказал, наш новый министр иностранных дел, объявит о нейтралитете официально. А сейчас… сейчас он информирует о нашей позиции Болгарию, Черногорию и… И Сербию, да.
— Новый министр?
— Борис Владимирович Штрюмер, прошу любить и жаловать. Указ о его назначении тоже будет объявлен завтра.
— А Сазонов?
— Сергей Дмитриевич принимает интересы союзников слишком уж близко к сердцу, а это нехорошо. Я ему указал на это, и он решил подать в отставку. Правда, не подал до сих пор, верно, бумагу и перо ищет. Да ничего, я решил облегчить ему уход. Незаменимых нет, есть незаменённые, как говаривал великий Пётр.
Янушкевич подал голос:
— Правильно ли я понял Ваше Императорское Величество…
— Обращайтесь ко мне запросто, Николай Николаевич. Государь…
Государем Papa был далеко не для всех. Только для тех, кого он считал верными, своими.
— Правильно ли я понял, Государь, что мы не проводим мобилизацию?
— Именно так, Николай Николаевич. Именно так. Не проводим. Если нам объявляют войну, занимаем выгодные рубежи и стоим крепко, изматывая и уничтожая противника, а в пекло не спешим, не летим сломя голову по первому свистку, умирать за союзников. Мобилизацию, если уж придётся, будем проводить в пределах обеспечения вооружением. Рассмотрите возможность создания новых дивизий: меньше людей, больше орудий и пулеметов. Не стесняйтесь брать пример с Германии, у неё есть чему поучиться.
Papa взял паузу. Дядя Ник и Янушкевич молчали — то ли от почтения, то ли от изумления.
— Да, господа, — продолжил, наконец, Papa. — Я, конечно, не генералиссимус Суворов, и не генерал Скобелев. Полковник я, и полковник кабинетный. Но для того, чтобы увидеть дыру на кафтане, нет нужды быть гениальным портным. Заменять нехватку вооружения числом солдат — бесперспективно. Отсюда задача — вооружаться, вооружаться и ещё раз вооружаться. А для этого нужна промышленность. А для промышленности нужны свободные капиталы. А для свободных капиталов нужен мир. Чем дольше он продлится, тем сильнее станет наша армия. И флот, разумеется. Так что думайте, господа, думайте. Вместе с Сухомлиновым. Я знаю, uncle Nic, ты от него не в восторге, но другого военного министра у меня для тебя нет. Жду ваших предложений через три дня.
Дальше пошел разговор на отвлеченные темы, но длился он недолго. Дядя Ник попрощался с Papa и отбыл — нужно, мол, брать в карьер с места. Прямо с этой минуты. С ним ушёл и Янушкевич. Я видел, как «Мерседес» покинул гараж, и неспешно тронулся по дороге. Тоже хорошая машина, «Мерседес».
Затем мы обедали. По-семейному, непринуждённо болтая о том, о сём. О пустяках, не о войне.
Mama очень понравились индюшки и поросятки, и вообще — всё.
— Давай вернемся на линейке, — предложила она.
Papa, само собой, согласился. На линейке, так на линейке. Продлить ощущение простой сельской жизни. Повозка, лошади, неспешный шаг — это не автомобиль, в котором как ни старайся, крестьянкой себя не почувствуешь.
Мы вышли на балкон — подождать, пока подготовят линейку.
Я видел, как мсье Кегресс зашел в гараж — ему предстояло перегнать «Delaunay-Belleville» во Дворец. Шел неспешно, отягченный обедом — его, как и водителя «Мерседеса», обильно накормили в зале для работников.
Конюх, он же кучер, Никодим, подъехал на линейке, запряженной парой гнедых. Мы поднялись, пора спускаться во двор.
Тут-то и полыхнуло.
Авторское отступление
Министр иностранных дел Сазонов долгое время служил по дипломатической линии в Великобритании и в Ватикане, где, вероятно, и проникся духом европейских свобод и настроений. Был ли он завербован, или нет — неизвестно.
Но когда в Реальной Истории Сергея Дмитриевича Сазонова летом 1916 года отправили в отставку в связи с настойчивыми попытками дать Польше независимость, и за постоянное «антантофильство», Великобритания наградила его Орденом Бани, «The Most Honourable Order of the Bath», он стал почётным Рыцарем Большого Креста, а по окончании войны обретшая государственность Польша вернула ему поместье в знак признания заслуг перед страной.
Другой министр, финансов, Петр Львович Барк, получил от Британии Орден Святых Михаила и Георгия, «The Most Distinguished Order of St. Michael and St. George» (этим же орденом был награждён изменник Родины полковник КГБ Олег Гордиевский). Бывший министр принял британское подданство (многие бы приняли, да никому не давали), был посвящен в рыцарское достоинство королем Георгом Пятым («Джорджи»), и получил титул баронета.
Я, конечно, не историк. Сочинитель я. Но роль проанглийской колонны в том, что Россия была вовлечена в совершенно не нужную ей войну, кажется мне несомненной.
Глава 14
18 июля 1914 года, пятница
Путь к престолу
— Личный шофёр великого князя внезапно заболел, и его заменили срочно вызванным из гаража Фриде подменным водителем, Густавом Мюллером, человеком опытным, с безупречной репутацией. Он и привёл автомобиль «Мерседес» с Великим Князем и начальником Генерального штаба в