Расстроившись окончательно, близнец вышагнул сквозь ракушечную стену под цифрой одиннадцать.
Я коротко ругнулся на исчезнувшего друга, потом засунул Тумана за пазуху и прижал левой рукой к животу, а правую вытянул вперёд и пошагал навстречу родному миру.
Когда пещерные ощущения стихли, открыл глаза и увидел такое знакомое небо с закатным солнцем и облаками, что не удержался и закричал:
— Здравствуй, Скефий! Заблудший, но самый лучший вернулся. Твоя очередь запускать меня в космос. Пора рассказать деду про победу-у!..
Глава 34. Горячий отчёт
Приземлился я между дедовым сараем и времянкой. Кричать от восторга перестал заранее, потому что запоздало просил Скефия о сокрытии. Судя по прохожим, спокойно гулявшим по улице, отвод глаз и так работал с начала полёта. Поблагодарив родной мир за приключение, попросил вернуть видимость.
Выждав минуту, загорланил в голос «ой, туманы, мои растуманы» и вышел из-за сарая со щенком за пазухой.
— С приплодом можно поздравить? — начал дед насмешки.
— И с поцелуем. Теперь по-другому себя чувствую, — разоткровенничался я, и вытащил щенка из пазухи.
— Девчушка сподобилась? Она ещё не то отчебучивала. Сейчас перевоспиталась.
— Поживёт у тебя пару дней? Я его в ящик засуну, пока Кукла не… — так и не смог заставить себя договорить.
— Сдохнуть собралась?.. Пущай поживёт. Выть он ещё не умеет, а на скулёж его мне начхать будет. Так ты его в девчачью времянку снеси. Там когда-то дочки летом обитали.
— Спасибо. А про доклад? Здесь будем?
— Ежели громко руками махать не будешь, и тут можно, — сострил Павел.
— Зачем мне махать? Это ты сейчас начнёшь, когда о бесовских лозах услышишь, — сказал я и бегом прятать Тумана.
— Каких лозах? — запоздало возопил наставник вмиг осипшим голосом. — Антихрист!
Но я уже был недосягаем.
Когда вбежал во времянку, которая была намного меньше дедовой хаты и состояла из сеней и одной-единственной комнатки с двумя окошками, вспомнил о ящиках, которые мы вытащили из сарая. Посадил на глинобитный пол Тумана и, пока тот усердно обнюхивал незнакомое место, метнулся за сарай в поисках подходящего ящика.
— Стоять! — услышал от торчавшего в калитке деда. — Ко мне шагом марш!
— Подождёшь, — отмахнулся я и умчался по собачьим делам.
Когда закончил обустраивать щенячье пристанище, дед уже был в сарае и подёргивался от нетерпения.
— Без бесовщины не обошёлся, — констатировал он.
— Не получилось, — кивнул я и уселся на табурет для расспросов.
— Сам был или со свидетелем? — продолжил дед пока что спокойно.
— С каким свидетелем? Я с одиннадцатым был.
— Правильно. У каждого женишка дружок свидетельный должен быть. Ха-ха-ха! — рассмеялся старик своей шуточке.
— Ты про поцелуй? Нужно же было…
— Оскоромиться, — перебил дед, хохоча в полный голос.
— О походе доложу, и домой, — сказал я, не обращая внимания на издёвки. — Приземлились мы, значит, и пошли в пещеру…
— Как приземлились? — вмиг посерьёзнел Павел.
— Это соседский Сашка виноват. Он меня подначил, и я попросил его мир катапультировать нас на Фортштадт, — признался я, как на духу. — Только я не специально. Не знал, что он послушается и запустит.
— Чудеса чудесные, дальше ехать некуда, — безрадостно вздохнул дедуля. — Что же из тебя вырастет, если уже сейчас мирами, как пёс шелудивый хвостом, вертишь?
— Я же не со зла. Меня он так расстроил, что…
— Дальше, — потребовал дед продолжения доклада.
— Зашли в пещеру. Вернее, я зашёл, а он отряхивался от воздушных блох…
— Дальше.
— Попросил его от стены отойти, чтобы найти…
— Поцелуй.
— Отстань. Я перед поцелуем умывался специальной водой. А то убегу сейчас, а ты, как хочешь…
— Валяй. Рассказывай, а не убегай. Ещё и умывался он, — чуть ли не проскрипел старче.
— Потом Санька нагрубил, я что-то ответил. Ах, да. В шутку пожаловался девчушке, что он не помогает искать верёвку. И тут он как заорёт. Спасите! Помогите! На меня змеи напали. А я его успокоил и по тем змеям вылез к Стихии в мир, — продолжил я краснобаить.
— Успокоил его, значит, и был таков? — снова нахмурился Павел.
— Нет. Обождал, пока лозы сплетутся в лесенку, и вылез. А он от страха к ракушке прилип и остался в пещере. А я вверх и к свету. Там цветы всякие, избушка. Кстати, кто тебе скамейку делал? Там точь такая у клумбы стоит.
— Какая избушка? Какая скамейка? Ты к какому свету лазил? Каким цветочкам? Ты там, где надо был? Или у доброй тётки в гостях ошивался? Девчушка там была? — зачастил дед вопросами.
— Кто, по-твоему, меня целовал и святой водой умывал? Добрая в белом саване? — обиделся я на стариковское непонимание.
Дед побледнел, быстро-быстро закрестился пятернёй и начал молиться, а когда закончил, спросил, не глядя в мою сторону:
— Откуда знаешь про чёрный наряд и белый саван?
— Я об этом ничего не знаю, — выдохнул я и чуть не добавил "честное октябрятское".
— Ты же только что… Ладно. Продолжай, — вздохнул он с облегчением.
— Вылез. Зажмурился и кликнул её. Она явилась, и мы с ней к избушке и…
— Ну, тискаться, — ожил Павел, успокоившись окончательно.
— Целовались при расставании. Точнее, она меня в щёчку. Для храбрости перед спуском в пещеру. Потом умыла водой из ковшика, но в избу свою не пустила.
Дед чуть не свалился с табурета, так его от моего рассказа скорчило и задёргало.
— Я стою на вылитом из жидкого… Из жидкого… Если смеяться не перестанешь, встану и убегу, — пригрозил распоясавшемуся мучителю. — Из дерева гладкого, как мрамор на музейных ступеньках.
— Что за жидкость? Случаем, не пахучая? — вредничал Павел и продолжал глумиться.
— Потом Туман.
— В глазах.
— Потом фокус показала с пятаком. Потом дерево сухое увидел с верёвкой невидимой. Дальше поцелуем одарила и убежала. А я вниз с Туманом за пазухой, и давай там кататься на лозах, как на качелях.
После мы с одиннадцатым разругались, и он, как ошпаренный выскочил из пещеры прямо к родителю под колёса. А я снова мировой катапульт включил и был таков. Прямо