Кровать подо мной была горячей как сковорода, а воздух в комнате, казалось, дрожит как в духовке. Я думал, что легко могу выйти из отеля и снег будет испаряться под моими ногами. Два раза меня возвращали в номер, а на третий было некому – едва началось утро и все еще спали. Ну или я так думал. Запахнув куртку и накинув капюшон, я отправился на пляж.
Впервые за несколько дней море было спокойным. Уже не падал снег – весна подбиралась к этим краям все ближе. Я слушал как шуршали камни под моими ногами и неспеша брел по берегу, а тот пошатывался и грозился вот-вот опрокинуться, поменяв небо и океан местами.
«Горизонт завален», – думал я и пытался смеяться, но веселье никак не пробивалось наружу сквозь ноющие мышцы и обожженную температурой кожу. Пробивался только кашель и сгибал пополам, утыкая мой взгляд в мокрые камни.
Красивые. В основном красные, но есть и такие, с синими прожилками. Я подумал, что такие прыгают по воде дольше, а красные не прыгают совсем – они шипят, касаясь воды и опускаются на дно, увлекая за собой вереницу мелких пузырей. Они раскаленные, потому и красные. От них должно быть жарища на пляже, а я как дурак в теплой куртке.
Я подергал молнию, но не смог с ней справиться. А жаль, ведь мокрый уже насквозь. Бегуны в коротких красных шортах догоняли меня. Они бежали синхронно, о чем-то переговаривались и смеялись едва слышно. Двое обежали меня по сторонам, третий задел плечом, и я едва удержался на ногах.
– Если они догонят галок, распугают всех и весны не будет, – сказал я вслух.
Человек в коротком черном пальто никак не отреагировал. Он стоял спиной ко мне, безразлично смотрел на море и кидал в него мелкие камни.
– Вы их видели? – я махнул рукой вслед бегунам, но там уже шуршал песок, подминаясь вверх по дюнам.
– У тебя жар и ты бредишь, – сказал он и снова кинул камень. Тот зашипел и скрылся под толщей воды. Только пузырьки пара поднимались над серой гладью. – Тебе нужно вернуться домой.
– Мой дом далеко.
– Печальные вести, друг мой. У тебя его вообще нет, – он повернулся ко мне, но ничего больше не сказал, только покачал головой.
– Стойте! Я вас знаю. Карта сюда – это вы ее нарисовали.
– Нет, это был не я. Мы никогда раньше не виделись.
– Но тогда я не смог бы представить ваше лицо. Разум не выдумывает лиц, только копирует уже виденные.
– Значит я – счастливое исключение.
Я продолжал пристально вглядываться в лицо незнакомца, но тот только усмехнулся и пожал плечами.
– Вижу, моих советов ты избегаешь.
– Я видел тебя на берегу ночью. Ты убил Аню!
– Чушь. Ты не мог разглядеть лицо того человека, а значит я – не он. И не забывай, что меня тут нет. Есть только ты, с температурой и бредом.
Он был прав, но это не имело никакого значения. Я хотел подойти к нему и вцепиться пальцами в горло, но ватные ноги не позволяли сделать даже шаг. Незнакомец вздохнул и подошел ближе. Он взял меня за руку, но прикосновения я не почувствовал.
– Видишь? А теперь будь добр, отпусти меня из мыслей и спокойно наслаждайся видом моря, если не хочешь обратно в номер.
– Или ты Клим Киров?
Он сел рядом со мной на крупный холодный валун, поднял из-под ног гальку. Я знал, что она не настоящая и потому светилась в его пальцах перламутром. А в ее полупрозрачной глубине суетились мелкие черные жучки.
– Вопрос, который тебя все еще мучает, верно? Хотя ты потерял почти все, что тут приобрел. Даже деньги от блога отдал на номер в отеле, а не купил на них обратный билет. Но ведь это даже не твоя история. Хочешь разгадать ее в память об Ане?
Я промолчал.
– Никто не смотрел на эту загадку под верным углом. И именно поэтому никто так и не понял, кем был Клим Киров. Ваша беда в том, что вы погружаетесь в саму историю, вместо того чтобы подняться над ней. В лабиринте не видно пути к выходу, но если посмотреть сверху…
Он разломил гальку как тонкое сухое печенье и жучки посыпались на песок, торопливо разбегаясь.
– Что тебе, Ждан, в истории Клима Кирова кажется самым странным?
– То, что мы вообще завели этот разговор.
Он засмеялся.
– Ну, кроме очевидных вещей? Вероятно, то, что его тело так и не нашли? И вот ты копаешься в истории, зарываясь все глубже. Изучаешь дневники и протоколы допросов. Самоубийство это было или может убийство? Не поддельны ли его записи и если нет, то что было у него на уме? И какую роль в этом всем играет маленькая потерявшаяся девочка? И так ты проходишь круг за кругом, повторяя путь тех, кто шел до тебя и намечая его тем, кто пойдет после. Верно?
Я пожал плечами вместо ответа. Начинало знобить.
– Его дневники настоящие, как думаешь? – вдруг спросил незнакомец.
– Никто не доказал обратного.
– А почему он спас девочку и написал потом, что мог бы ее спасти?
– Может от был не в себе?
– А неуверенность в том, покончить с собой или провести праздник с семьей?
Я выдавил из себя жалкую болезненную улыбку. Почувствовал, как потрескались сухие губы.
– Что вы хотите от меня? – я снова перешел на вы. – Этими вопросами наполнена вся история. Откуда я могу знать?
– Я всего лишь хочу, чтобы ты поднялся выше. Посмотри сверху на эту историю. Что ты видишь?
– Я вижу, как вы крошите на песок камни.
Он отмахнулся.
– Это не настоящие камни. Сосредоточься. Закрой глаза и поднимайся выше. От момента вселения до момента, как он курит на обрыве и смотрит вниз. Что ты видишь? Дневник, девочку, его труп?! – он почти кричал. – Что?
– Ничего, – выдохнул я.
– А почему?
– Потому что Клима Кирова не существует. И