— Светик, ты офигенная! — Астарот порывисто обнял Свету и чмокнул в макушку. — А остальные просто дураки, что этого не понимали!
Астарот выпил не то, чтобы особо много. И не то, чтобы его прямо как-то особенно развезло. Просто он находился в состоянии какой-то эйфории, совершенно для себя нетипичной. Он со всеми обнимался, громко и много говорил, признавался в любви к месту и не к месту. Так трогательно!
Все заговорили разом и принялись чокаться стаканами. Я потянулся к тарелке с неровно порезанным пирогом. Как-то вдруг понял, что мой молодой растущий организм от всей сегодняшней буйной активности чертовски проголодался.
— … а журналистка, такая: «Ой, нет, вы вон туда встаньте, надо фотографию сделать…»
— … они меня обступили все толпой, а я так испугалась сначала, они здоровые такие. И тут самый большой, тот который лысый, говорит: «У меня ваша кассета есть, можно автограф?»
— … и я тогда начинаю прыгать. И все остальные тоже со мной давай прыгать. Только один стоит, как дурак…
— … а там очередь в километр, прикинь⁈ А возле нее парень трется, у него вся футболка еще в значках. И он такой глазами делает «Ыть!» и, типа: «Давай, покажу, куда идти…»
— … и рассказывают, что на мосту вчера ночью пели. Прикинь? А почему мы не пели на мосту? Они приехали первый раз, а мы тут живем!
Мы сдвинули несколько столиков в один, расселись вокруг. Накрыли стол безо всякой эстетики — просто выставили туда все, что у нас было. И в центр — несколько квадратных пирогов производства светиной мамы. Обычные такие домашние пироги, которые здесь в девяностых умеет печь каждая хозяйка — с картошкой и куриным окорочком, с рисом и рыбной консервой, с капустой и фаршем. По ходу дела Света и Наташа поспорили о том, какой пирог называется «курник». По версии Наташи — это был пирог с картошкой и даже без курицы вовсе, во всяком случае, у нее дома было принято именно это название. Зато по версии Светы, курник — это был такой особенный пирог для второго дня свадьбы, в рецепте которого присутствовали даже блины. Ну и курица тоже была.
Сначала даже попытались ввести какой-никакой регламент. Чтобы каждый высказался и произнес тост. Но система эта дала сбой на втором же выступающем. Потому что после моих слов все принялись разом говорить и делиться эмоциями, а заставлять кого-то молчать в тот момент совершенно не хотелось. Так что частные выступления случались в хаотичном порядке. Когда общий гомон чуть-чуть замолкал, кто-то обязательно вспоминал, что хотел сказать что-то. Или еще что-то, если уже говорил свой тост раньше.
И вроде банальные вещи все говорили. Но это было так правильно все.
«Хорошо, что мы собрались…» — в какой-то стотысячный раз подумал я, ухватив еще один кусок пирога. Не знаю, как всем остальным, а меня прямо отпустило. Да, впереди еще много дней суеты, форс-мажоров, неожиданных разъездов и сна урывками. Да, мы все сейчас могли бы лежать в своих кроватях, потому что завтра у всех нас вовсе даже не выходной. И нужно будет что-то решать, куда-то мчаться, решать какие-то проблемы. Ну а кому-то еще репетировать и получать втык за недостаточно бережное отношение к своему голосу.
Я посмотрел на Астарота, который лез с дружескими объятиями к Наташе, которая шутливо от него отбивалась и кричала, что она серьезная замужняя дама, и нефиг к ней тут приставать с этими вот нежностями!
Смеялись. Потом снова говорили. Звенели стаканами, в которых по большей части был вовсе даже не алкоголь. Совершенно не хотелось заглушать такой теплый эмоциональный момент банальным бухлом.
— Ой, Велиал, слушай, ко мне же, наверное, человек десять подходило насчет наших концертов! — спохватился Бельфегор и принялся шарить по карманам. — Я даже у кого-то телефоны записывал… Обещал, что тебе передам все…
— Ой, да забей! — махнул рукой Бегемот. — Кто вообще в таких местах договаривается?
Я хотел, было, тоже махнуть рукой, мол, да потом. Спишемся-созвонимся… Но одернул сам себя. Ну да, и геолокацию в телегу скинем, точно.
— Ты не прав, Дюша, — сказал я, важно подняв палец. — Именно в таких местах и заключаются самые лучшие договоры.
— Самые лучшие — вообще в саунах! — выкрикнул Астарот.
— Ты сам-то хоть в одной сауне был? — засмеялся Жан.
— Можно подумать, ты был! — огрызнулся Астарот.
— А я был, между прочим! — гордо заявил Жан.
— Блин, Жаныч, какой ты клевый! — вдруг умильно проговорил Астарот и полез к Жану обниматься.
— Вот, нашел! — Бельфегор радостно разжал кулак с несколькими смятыми бумажками. Билет в кино с оторванным корешком, листок из блокнота с цветочком, неровный огрызок тетрадного листа с конспектом лекции… — Ну, записывал, на чем нашлось… Слушай, надо нам, наверное, с собой твои визитки носить. А то как-то западло, что я телефон «Буревестника» тоже диктовал под запись на всяком мусоре.
— А кто-то, помнится, говорил, что у нас всех сегодня выходной, — язвительно проговорила Наташа.
— Так мы и не работаем, — я пожал плечами, разгладил все огрызки бумаги с записанными на них именами и телефонами и спрятал их все в свою записную книжку. Переносить контакты точно буду потом.
— Когда я училась в пятом классе, у моей мамы была подруга, — глядя куда-то в потолок, сказала Наташа. — А у нее дочка, которую мне всегда ставили в пример. Она была на год младше, но в школу пошла на год раньше, потому что умная и развитая. И вообще она была