– Жанночка, миленькая, со мной все будет в порядке. Только не говори никому. Справишься? Поработаешь за меня, ладно? Я твоя должница.
И Жанне пришлось вкалывать за двоих, а куда денешься – с каждым может такое приключиться. Пока она раскладывала на тележку обеды и напитки для пассажиров, из кабины, словно биллиардный шар из лузы, выкатился второй пилот, как бы между прочим, якобы случайно, противно хихикая, прижался к Жанне сзади своим круглым животиком, после чего дал волю шаловливым ручкам. По всей вероятности, с его точки зрения, она только об этом и грезила по ночам и ей это должно было чрезвычайно понравиться. Она тут же, всенепременно обязана была завестись с пол-оборота, как только что смазанная газонокосилка, увидевшая перед собой девственный нестриженый газон, и в диком экстазе, истошно охая: «Дас ист фантастик!», затащить его в туалет для соития. Ну а где еще можно совершить страстный половой акт на борту самолета, на высоте десять тысяч метров над землей. Ну, наверное, он так себе все представлял, насмотрелся немецких фильмов для взрослых – идиот.
Жанна, сохраняя самообладание, высвободилась из жарких объятий недоделанного ловеласа. И очень вежливо, но ледяным тоном, желая хоть как-то остудить разгоряченного сердцееда, порекомендовала Борису Васильевичу держать себя в руках. На что тот, не стесняясь, окинул ее откровенно похотливым взглядом с головы до ног, чмокая мокрыми, слюнявыми губами, словно смакуя что-то, ответил:
– Ну-ну, еще не вечер. Я подожду. Ты бы, Жанночка, поласковей была, а то глядишь, ненароком не только с борта, но и вообще с полетов спишут.
«Он еще угрожает, сука!» – молча взбесилась Жанна, вся клокоча, но виду не подала, проглотила. Конечно, было желание съездить по этой наглой, сальной морде, но скандала не хотелось, да и ругаться нельзя: у этой сволочи в отряде была мохнатая лапа и приличные связи. Наговнить мог не по-детски.
Дальше все шло довольно обыденно. Растягивая губы в фальшивой, натянутой улыбке, сверкая белоснежными как жемчуг зубами – вся такая надежная, как весь гражданский флот, Жанна пыталась сохранять самообладание, как ее учили, и была любезной, вежливой и предупредительной. Пыталась не обращать внимание на хамство пассажиров, а сегодня они особенно старались: кому-то срочно надо попить, кому-то что-то почитать, одному холодно: «
Принесите плед!», д
ругому жарко: «
Девушка, нельзя ли сделать попрохладней?» Кто-то хотел познакомиться, кто-то наперегонки с Настей без устали посещал туалет. Интересно, тоже залетел или это фобия какая-то – на земле не может, а только в полете, поэтому полгода копил специально для такого случая.
В середине салона громко, навзрыд на руках у матери плакал маленький ребенок, наверное, ушки от перепада давления заложило, мама, беспомощно улыбаясь, пыталась его успокоить. Не помогало. Он распалялся еще больше. В общем-то, обычный рейс, обычные пассажиры. Жанна своей легкой, танцующей походкой скользила по узкому проходу, зорко следя за тем, что происходит. Вот пьяный господин весь красный, как синьор Помидор, налитые глаза навыкате, сейчас взорвется, ищет к кому бы прицепиться. Приступ алкогольной неконтролируемой агрессии надо было загасить сразу, в зародыше. Ослепительная улыбка, пару добрых фраз. Господин остыл, успокоился, заснул сном праведника и захрапел на весь салон.
Жанна со всем справлялась, не в первой, но раздражение накапливалось, росло потихоньку. Все начинало бесить, а еще эти дни, когда белое не надевать, обтягивающее не носить. «Зато задержки, как у Насти, нет это плюс», – подбадривала себя как могла Жанна.
Ну вот теперь эта корова с полным роксом томатного сока, выросшая ниоткуда словно гриб, чего ей на месте-то не сиделось и в иллюминатор не смотрелось. Избежать столкновения не удалось, Жанна впечаталась в нее как в китайскую стену, естественно, полная дама опрокинула стакан на Жанну, щедро поливая ее красной как кровь, жирной тягучей жидкостью. «Отлично, блузку надо срочно замывать! Господи, когда же этот день закончится?!»
– Ой, девочка, извини! – заверещала корова.
– Ну что вы, это я виновата, вы присаживайтесь на свое место, я вам еще соку принесу. Наконец-то самолет пошел на посадку. Жанна уселась на свой «джамп сит», натруженные ноги гудели, рядом плюхнулась Настя.
– Ну как ты?
– Вроде отошла. Жанночка, спасибо тебе, ты, как пассажиры выйдут, иди. Уборщиков я проконтролирую.
Они обе закрыли глаза, читая обязательную тридцатисекундную мантру, в уме пробегая по пунктам, что им предпринимать по правилам безопасности полетов на случай аварийной посадки. Шасси лайнера бойко коснулось бетонки. Обязательные аплодисменты пассажиров. Жанна еле-еле стояла на ногах, провожая у трапа пассажиров.
– Всего доброго! Мы счастливы, что вы выбрали нашу авиакомпанию.
Все. Последний «паск» ушел, Жанна чмокнула Настю в щеку, схватила свой чемодан и бегом вниз по трапу. Скорей, скорей в душ и спать. Каблук на правой ноге, который долгое время служил верой и правдой надломился и отлетел, лишив Жанну равновесия. Она не удержалась и кубарем скатилась вниз, ломая не только ноги, но и шею. Глупо, но бывает.
У нас в экипаже для конченых, отправляющихся на Грелиосс, осталось одна вакансия.
Я долго не ложился спать, просматривая претендентов. Раз за разом прокручивал на мониторе туда-сюда их последние мгновения – вот человек жив, а вот его нет, и если я его не вытащу, то он так и будет, как сказала Гелла, ожидать своей очереди в лабиринтах времени, пока кто-то из нас, выполняя очередное задание, не уйдет в великое никуда уже насовсем, давая тем самым ему шанс воскреснуть. Странно все это и не понятно, черт побери, вроде бы Гелла все четко разъяснила, тщательно пережевала эту байду насчет нашего бытия, еще и в рот инфу положила: «Кушайте, Олег, пожалуйста, на здоровье», но до меня все равно до сих пор не доходит, как такое возможно. Здесь я полностью солидарен с нашей Всадницей без головы – Аней, мы же живые, общаемся, чувствуем дыхание и биение сердец друг друга, можем даже дотронуться или ущипнуть товарища по несчастью, чтобы убедиться, что перед тобой живой человек, а не покойник. И все-таки мы давно вычеркнуты из списка живых, оплаканы друзьями, родственниками, похоронены, а наши тела превратились в прах, и от нас не осталось ничего, даже холмик на наших могилах сравнялся с землей – жуть какая-то.
Я навел курсор на красную рамку и щелкнул от всей души по ней указательным пальцем.
Виктор познакомился с электричеством, когда был еще совсем мал, в возрасте пяти лет. Мама хлопотала на кухне, он был один в комнате, высунув язык от напряжения, рисовал цветными карандашами бегемота, тот никак не выходил из-под