Иван подтолкнул его. Задумался настолько, что и не заметил, как богослужение кончилось. Срочно нужно бежать к мастеру оружейнику Василию и рассказывать тому про самогонный аппарат, а то ведь на завтра на раннее утро намечен уже выезд в Калугу.
Перед отъездом после заутрени к Юрию подошёл митрополит Макарий и сунул ему какой-то предмет, завёрнутый в серо-чёрную тряпицу ветхую. Такое ощущение, что помер кто из стариков монахов в одном из монастырей и из его драной древней рясы её вырезали. Юрий хотел развернуть и посмотреть, чего там такое под тряпицей, на книгу похоже, но митрополит ему не дал. Руки свои наложил на руки Юрия Васильевича, как бы останавливая, и потом перекрестил и рукою отпустил.
Боровой передал свёрток брату Михаилу и пошёл с Иваном прощаться. Там же обнимашки и целовашки будут. Теперь до осени не приедет. Ну, по крайней мере, не планировал, как судьба ляжет… Его в эту командировку Иван отпустил только до осени, не сказал до какого числа или даже месяца, но если честно, то Юрий, зимой там отрезанный от мира в лесах, и не собирался находиться. Тут в Кремле есть чем заняться зимой. Нужно готовить реформы, помогая литвину Пересветову Ивану Семёновичу. Они ведь не за горами. Тем более, кое-какие можно и ускорить, например, создание первого стрелецкого полка. У него и человек есть на место полковника. Ляпунов, тот который с ним весною уезжал из Москвы, и Тимофей Михайлович сегодня — это разные люди. А до октября, например, он его ещё и по наукам подтянет и по разумению того, чем должны стрельцы в полку заниматься, кроме как лавки на торгу заводить.
На первом привале Юрий вспомнил, о свёртке, что ему передал митрополит. Подошёл к монаху и руку протянул, дескать, давай. А тот в неё кусок хлеба, подогретого на костре, и солью посыпанного, сунул. Нет, оно конечно — это вкусно, и даже отказываться не стал Боровой, но хотел-то другое получить. Но рот уже занят был и пришлось сначала прожевать.
— Что владыко Макарий дал? Где это? — разделавшись с приличной краюхой вкусного белого хлеба, всё ещё с набитым ртом, спросил у Брата Михаила Юрий Васильевич.
Монах порылся в котомке огромной, что с собой всюду таскал, достал свёрток и протянул серый предмет, отряхнув его от крошек каких-то, князю.
Юрий отошёл, сел на воз, и попробовал его развернуть. И ничего не получилось. Ткань не только оборачивала прямоугольный предмет, но ещё и зашита была. Рвать ветхую ткань Боровой почему-то не решился, пришлось идти назад к монаху и просить у него нож.
В результате всё-таки подарок митрополита был извлечён на свет божий. И сразу стало понятно, почему такие меры предосторожности предпринимал владыко. Это была книга, даже скорее брошюра. Тоненькая совсем, листов на пятьдесят. И бумага была паршивая серо-коричневая и печать была какая-то смазанная, и диаграммы кривоватые и тоже плохо пропечатаны. НО! Это был учебник по шахматам. И это при том, что митрополит недавно ещё совсем объявил шахматы под запретом на Руси, как азартную, «бесовскую» игру. Насколько помнил историк Боровой запрет пришёл на Русь из Византии. Наверное, книгу изъяли у кого-то из опальных бояр, возможно у того же Андрея Шуйского совсем не невинно убиенного. Тот товарищ играл, помнится, в шахматы. Или возможно у кого из монахов. В уложении Стоглавого Собора им в основном запрещалось играть в шахматы, вплоть до лишения сана на два года. Книга была издана, судя по году, стоящему на второй странице тридцать лет назад в Риме. Автором значился Педро Дамиано (порт. Pedro Damiano de Odemira). Называлась книга длинно: «Эта книга учит играть в шахматы и содержит окончания партий».
Книга была на латыни. Юрий Васильевич этот язык изучать с помощью брата Михаила начал, но похвастать великими достижениями пока не мог. В изучении языков ведь что главное — стимул. Нужно чтобы это было интересно и необходимо самому изучающему, а какой уж преподаватель попадётся вопрос второй. Так Боровой пока не осознал, что ему кровь из носа латынь нужна. Ну, может хоть теперь засучит рукава.
Разглядывая диаграммы с описанием игр и потом в конце задачи, Юрий Васильевич подумал, что ведь и он может такую книгу написать. Более того, он, если напрячься, вспомнит изучаемые в детстве в шахматной школе всякие интересные дебюты игр, которые только через четыре сотни лет состоятся. И вот если такую книгу напечатать на латыни, то в Европе она будет нарасхват.
И кстати, в этом деле есть подвижки. Пересветов показал ему письмо от своего знакомого из Кракова, который сообщал, что переговорил с несколькими книгопечатниками и один из них согласился на несколько лет приехать в Москву и основать там печатную мастерскую. Он является учеником того самого Каспера Штраубе, про которого Пересветову и Юрию Васильевичу говорил брат Михаил. И он тоже немец. Йоганн Шеффер. Обещал до зимы быть на Москве с отлитыми красивыми литерами.
— Так они на латыни⁈ — махнул рукой Юрий, — хотя если продавать книги в Европе, то латынь и нужна, а русские буквицы отольёт, раз литинские смог. Главное, чтобы не передумал и приехал. Уже столько планов на типографию и один лучше другого.
Событие шестьдесят пятое
А надо будет этого товарища на заметку взять. Монстр. Не хуже Бороздина умеет работать. Дворецкий углицкий и калужский князь Репнин Пётр Иванович развернулся не шутку. Из Калуги, где в принципе делать особо и нечего было, Юрий Васильевич в сопровождении младшего двоюродного братца на третий день выехав в Кондырево. Прибыли туда, а там праздник какой-то отмечают. Пир горой. Оказалось — это Репнин затребовал со всех соседних городов, что являются наследством Юрия Васильевича служилых дворян с холопами на строительство засеки. И вот люди прибыли и включились в работу. Ну, холопы боевые включились, а сами дворяне затеяли охоту, набили полно разной дичи, и вот теперь обмывают эту удачу на полянке возле почти достроенной церкви, невдалеке от завода стекольного.
Сначала Юрий Васильевич хотел разозлиться, мол только этих «охотников» ему тут и не хватало. Но вполне трезвый сотник Скрябин, тут же ошивающийся, сообщил, что дюже проворно стали теперь засеку строить. Пить отрок не собирался и решил инспекцию учинить. И остался увиденным доволен. Несколько сот человек валили лес, копали