Первой сдалась лисица Кукико. Ей досталось больше остальных: она раз пять свалилась в источники, раз двенадцать выдергивала хвосты из цепких усов одолень-травы, раз десять велась на болотные огни и носилась по всем купальням.
За ней утомилась кикимора. Все-таки с похмелья, да и держать себя в форме старой бабки много сил отбирает. Еще и пару лисьих огней пропустила, теперь на ягодице подпалина. Хорошо еще, что ткань сарафана заговоренная, а то больно жарок лисий огонь.
А вот Чикако ничего, носилась еще, пыталась кикимору хоть за что-нибудь тяпнуть.
Неизвестно, кто вышел бы из этой битвы победителем, если бы сверху на тончайшей паутинке не спустилась невиданной красоты женщина. Черноволосая, красногубая, с выбеленным лицом, она была как изящная статуэтка, очень хрупкая и дорогая.
— Чикако, Кукико! — негромко окрикнула она, и две лисицы тут же присмирели.
Сразу же исчезли и лисьи огни, и болотные, восстановилось до прежних границ пространство, и повеяло холодком.
— Госпожа Ёрогумо, — тут же поклонились девицы, мистическим образом уже одетые в небесного цвета мокрые кимоно, — просим прощения.
«Ну прям сама покладистость, ишь ты», — возмущенно подумала кикимора, потирая подожженный зад.
— Как нужно встречать гостей? — таким же тихим незлым словом обратилась прекрасная Ёрогумо к лисицам.
И все. И началось.
Глава 12. Прекрасная Ёрогумо
Кикимора глазом моргнуть не успела, как зажглись в невидимых нишах купальни благовония, как прямо перед ней появилась дорожка, ведущая к невесть откуда взявшемуся чайному саду с серым глиняным домиком в тени лиан и деревьев. Вот потянуло легким ароматом чая маття, вот гостеприимно зажглись фонарики. И вот две потрепанные девицы с мокрыми хвостами стоят перед кикиморой в низком поклоне.
Кикимора, не будь дура, поклонилась еще ниже: каукегэн был очень даже полезным питомцем и пару приколов из традиционного этикета кикиморе поведал.
Затем Кукико протянула кикиморе чашку с горячей водой для омовения, и кикимора ее приняла двумя руками, как положено.
— Будьте нашим дорогим гостем, — тихо сказала прекрасная Ёрогумо, оказавшись впереди кицунэ и поклонившись кикиморе тоже. Правда, ее глаза, похожие на переспевший боярышник, были холодны.
«Мда, — подумала кикимора, — с такой надо держать ухо востро». И тоже очень вежливо поклонилась, несмотря на то, что она забыла выплюнуть кожуру, когда начался замес с сестрицами-кицунэ. Ну не прямо сейчас же плеваться, да? Можно потом, во время чайной церемонии, например, на которую ее, похоже, ведут.
Так и оказалось.
В чайном глиняном домике было прохладно и тесно. Девицы сразу же расселись в строгом порядке, подвернули ноги под попы под каким-то немыслимым углом. Зазвучала заунывная музыка. И началось великое занудство.
Видимо, девица-красавица Ёрогумо решила задавить неотесанную кикимору манерами, показать ей ее место и ее чужеродность в этом насквозь пропитанном традициями и благовониями местечке. Но кикимора была мудрая и в такие игры не играла. Ей это было скучно и лень. А еще после вчерашнего ныла голова. Ей бы чаю травяного на меду, калач с маком, брусничной водицы, воздуха свежего с тинным ароматом родных болот, родное крылечко и считать круги на воде, а не вот это вот все.
С интересом досмотрев, как Кукико размешивает плавными движениями зеленую жижу (которая цветом была похожа на родную сердцу болотную ряску), кикимора плюнула в свою чашку надоевшей кожурой и спросила:
— А когда Мусик придет?
Ёрогумо одарила кикимору ледяной улыбкой. Красные губы сложились в тонкую линию.
— Кто? — тихо переспросила она.
— Ну, жених мой, Мусик? Как там его… Омо-муси? Омно-нуси? Мусечка, в общем, — с удовольствием повторила кикимора, наблюдая, как перекосило красавицу Ёрогумо. У той от возмущения из ладони дернулась слабо блеснувшая полоска паутины. Но она быстро взяла себя в руки. Она все же была женщина опытная, не такая, как сестрицы Чикако и Кукико с их ярким и жарким лисьим огнем.
— Великий наш господин Омононуси Рё Микосама, великий бог священной горы Камияма, великий бог порядка этих земель, вели…
— Так где? — перебила кикимора, с шумом прихлебывая из крошечной чайной чашечки. Она могла бы делать это изысканно и красиво, но не хотела. — Он жениться на мне давеча обещал, а потом учесал куда-то.
— Боги не женятся, — спокойно сказала на это Ёрогумо.
— А это как нам без брака деток рожать? — озадачилась кикимора, выхлебывая чай маття до дна одним глотком и капая себе на язык последние капли из перевёрнутой чашки. — Мы с Мусиком после свадебки сразу и приступим. Хорошие детки будут. От папочки ум возьмут, от меня — красоту природную. Мы с Мусиком же…
— С господином Омононуси, — так же спокойно поправила Ёрогумо.
— Ну да, я так и говорю. Мы с господином Мусиком…
У Ёрогумо дернулся и покрылся белесой пленкой глаз. Чикако испуганно посмотрела на нее, а Кукико неожиданно улыбнулась, правда, едва заметно, и тут же попыталась свою улыбку скрыть.
— Расскажите о себе, госпожа…? — спросила с подозрительно нежной улыбкой прекрасная Ёрогумо.
— Я то? Я Марьяна, так меня и зови. Кикимора я, из Благовещенска. А Мусик, — с удовольствием повторила кикимора, глядя, как корежит от этого прекрасную Ёрогумо, — мне тут все показать обещал. А ты ему кто? Сестрица? То-то я гляжу, что в профиль похожи, носы у вас чтоль одинаковые, не пойму…
Второй глаз прекрасной Ёрогумо покрылся белой пленкой. Неестественно искривились красные губы — под ними будто что-то вспухло и стало расти.
— Я — его возлюбленная, — еще спокойнее и нежнее ответила Ёрогумо.
Кикимора вздохнула, подперев щеку рукой (чего ей стоил этот акробатический трюк, когда приходилось сидеть с подогнутыми ногами над маленьким столиком), с грустью и сочувствием посмотрела на прекрасную Ёрогумо.
— Так и знала, что Мусик — кобель. Теперь уж точно за него не пойду, — сказала она и потянулась к Ёрогумо, чтобы успокаивающе погладить ее по гладким черным волосам. Правда, немного не рассчитала, и чайный столик со всей церемонией оказался опрокинут.
Ёрогумо же такой характеристики о своем обожаемом Омононуси стерпеть уже не могла.
Прекрасная черноволосая женщина обернулась в огромную паучиху с красивой женской головой. Изо рта выперли вперед клыки, царапая кожу у губ. Испуганные лисицы вжались в стенки чайного домика. Видимо, Ёрогумо нечасто выходила из себя.
Но кикимора не испугалась. Еще чего! Она все ж таки нечисть, а не барышня кисейная. Кто русалью ночь пережил, тому вообще мало что страшно. А кикимора пережила их