Кикимора, одетая с зеленое с золотыми нитями кимоно, которое ей подарили сестрицы Чикако и Кукико, низко поклонилась.
— Вот тебе еще от меня подарок.
Быстрая белая змейка упала с кисти Омононуси и быстро подползла к кикиморе, доползла до руки и обвилась вокруг запястья.
— Если случится беда, Хэби тебе поможет.
Кикимора поднесла запястье к глазам. Змейка высунула розовенький раздвоенный язычок.
— Невероятная красота, — сказала кикимора, погладила змейку пальцем под шейкой и еще раз поклонилась. Профилактика остеохондроза, явно народ хорошей страны Япония меньше от таких болячек страдает.
— Есть еще для тебя, Ма-ри-онна, подарок. Увидели вот сегодня у границ моих владений, все тебя искал, скулил и выл, покоя никому не давал.
Секунду спустя в зале дворца великого бога Омононуси появился белоснежный оками, а рядом с ним стоял тот, о ком кикимора думала постоянно.
— Тузик! — закричала кикимора и кинулась обнимать каукегэна. Выглядел он неважно: весь был в репейнике, в свалявшейся грязище, с заплывшим глазом, видимо, ядовитая оса-онна цапнула. Разлука с хозяйкой далась Бобику нелегко. Потеряв постоянную подпитку темной аурой от своей кикиморы, каукегэн кое-как прожил на остатках день, а потом шел по ниточке клятвы на чистом упрямстве.
— Тотошенька вернулся, — утирала слезы кикимора и гладила лобастую бошку духа мора. От этих ласк он на глазах преображался: сама собой очистилась и залоснилась шерсть, пропала блямба на глазу. Даже откуда ни возьмись появился самый настоящий хвост, похожий на собачий, которым каукегэн радостно замолотил.
Оками ревниво посмотрел на хозяина: от него таких ласк точно никогда не дождешься. А Омононуси хмыкнул. Нечасто увидишь, как дух мора, несчастий и болезней, как довольная собачонка, виляет хвостом. Пережрал энергии, вот и радуется. Или по другой причине? Если уж духи себя клятвой связывают, то думают хорошенько перед этим. Клятвы в их мире очень сложно разорвать. Даже почти невозможно.
— На свадьбу останешься? Ты в списке приглашенных. Или поспешишь домой? — спросил Омононуси, когда радость от встречи каукегэна и кикиморы улеглась.
Кикимора задумалась. С одной стороны, домой хотелось очень. С другой, во-первых, все-таки когда еще удастся побывать на свадьбе японского бога? А во-вторых, какой русский откажется от халявы? Пусть это даже нечисть вроде кикиморы.
— Останусь, — кивнула она. — И подарок у меня для тебя, великий бог Омононуси, есть.
Мусиком она больше его не называла. Это теперь была обязанность прекрасной Ёрогумы.
Кикимора подошла к Омононуси, протянула бутыль с ядовито-зеленым содержимым и шепнула:
— С вашим чаем, который на болотные водоросли цветом похож, смешать один к одному.
Омононуси поспешил спрятать бутылочку в загашничек, подальше от любопытного носа оками. Да и вообще, такие вещи беречь надо.
— И пирожки с брусникой я вам завтра напеку, будет от меня вам на свадебку комплимент, — сказала кикимора и с поклоном удалилась. Омононуси грустно посмотрел ей вслед. Он все-таки был мужчина, а кикимора в зеленом с золотой искрой кимоно была чудо как хороша. «Но Ёрогумо все равно лучше», — подумал великий бог священной горы Камияма и отправился готовиться к собственной свадьбе.
Глава 15. Свадьба первая
Свадьбы — это всегда событие радостное. А свадьбы традиционные — еще и красивое.
Что в России с караваями и рушниками, сарафанами красными и поклонами родителям, что в Японии с особыми церемониями и благословениями от богов, пришедших на праздник.
Эта свадьба была радостной и яркой. Ошалевшая Ёрогумо, которая, кажется, до конца не верила в происходящее, была невероятно красивой в нарядном свадебном кимоно. Нежное белое личико, розовые губы, сложная прическа, украшенная традиционными заколками — чудо, а не невеста. Куколка.
Ее жених, впрочем, выглядел ей под стать. Белые волосы заплетены в особую косу, на красивом теле ладно сидит особый свадебный наряд. Запястья увивают белые змеи.
Гости тоже не подкачали — все-таки боги не каждый день женятся. Даже не каждый год. Особенно такие бабники, как Омононуси. Из-за этого сплетен и разговорчиков было больше обычного, и Ёрогумо доставалось повышенное внимание. Впрочем, она была все еще в таком положительном шоке, что вряд ли вообще хоть что-нибудь осознавала.
А свадьба тем временем шла своим чередом. Все вокруг нежно пестрело сдержанными цветами, шелками, сыпался с неба волшебный рис и заговоренные монетки.
Праздник был очень красивый и очень непонятный. Непривычная к такому, кикимора была смирна и тиха. Выделялась, правда, светлыми русыми волосами, которые шустрые девицы-тануки заплели ей в сложную прическу, да зелеными глазищами. Поэтому на нее посматривали с любопытством. Во второй части свадьбы (которая уже мало отличалась от классической русской с тостами и застольем), когда Омононуси уволок жену в свой дворец, народ расслабился, начал на кикимору коситься. Нечасто чужачку встретишь, да еще и такую красивую.
Сосед, которого посадили за стол рядом с кикиморой, был вообще странный. Он был весь какой-то угрюмый, нелюдимый, худой, с небрежно остриженными волосами чуть ли не до лопаток. Худые цепкие пальцы уже битый час ковыряли несчастный свадебный пирожок, по чистой случайности, брусничный, который кикимора и пекла.
— Ну что же вы мучаете хлебное изделие? — наконец не выдержала кикимора. — Ешьте, пожалуйста.
Нелюдимый мужик-ёкай посмотрел на нее исподлобья черными, как переспевшая бузина, глазами. Так же молча разжал пальцы. Пирожок шлепнулся на блюдо.
— Что, не понравился? — расстроенно спросила кикимора.
— Нет, — на удивление честно ответил мужик-ёкай.
«В рот бы ему болотной тины напихать», — мечтательно подумала кикимора, но внешне осталась сама любезность.
— Отведайте тогда вареного риса, чудный вкус, и я к его приготовлению никакого отношения не имею, — ласково проворковала кикимора, решив сделать противному ёкаю бяку и навязать свое общество. Если ей испортили настроение, почему бы не вернуть должок?
— Не хочу, — буркнул он. На бледных впавших щеках зарделся нежный румянец.
«Прелесть какая», — восхитилась кикимора, наблюдая, как мужчина стесняется, будто красна девица.
— Не хотите вареного риса? Тогда давайте я вам налью своей настоечки, — еще нежнее предложила кикимора, аккуратно беря противного ёкая за локоток. Локоток оказался неожиданно жутко твердым, как из цельного камня высеченным, и холодным. Ее руку кольнуло жесткой, острой, как перец, силой. И от прикосновения стало неловко и ей, и ему, но кикимора не сдавала позиций. Пусть ее кожу холодит его чужой странной силой — уступать нельзя.
— Женщина-ёкай из чужих земель, пожалуйста, отстань, — страдальчески сказал угрюмый невежливый мужик, ловко и быстро высвобождаясь из ее цепких