Правда, на практике эти два цвета различал мало кто. Так, императрица Мария Федоровна заявила 7 (20) июля 1909 г., что ей «очень понравился» «полк с голубым околышем» (сиречь лейб-гвардии Кексгольмский), – а кексгольмец полковник А.И. Недумов тогда же называл цвет этих околышей то «синим», то «васильковым»215… (Впрочем, у полевого василька – считавшегося кексгольмскими офицерами «цветком полка»216 – часть лепестков голубая, а часть – интенсивно-синяя.)
Сам же Кексгольмский полк – петровский, сформированный в 1710 г. – его офицеры к 1914-му «давно» уже «привыкли» уважительно называть «Стариком»217.
3-я рота кексгольмцев именовалась в обиходе «галерной» – так как комплектовала команду гребного катера «Кексгольмец», пожалованного полку в память об участии кексгольмцев, в качестве морской пехоты, в сражениях при Гангуте 27 июля (7 августа) 1714 г., Гренгаме 27 июля (7 августа) 1720 г. и Хиосе 24 июня (5 июля) 1770 г. Командир 3-й роты, его помощник (а по утверждению бывшего младшего офицера 3-й роты Е.Л. Янковского, и другие младшие офицеры роты218) и нижние чины, входившие в команду катера, носили на эполетах и погонах (поверх вензеля вечного шефа полка, австрийского императора Франца I) наложенный на изображение якоря вензель Петра I.
Катер ходил под галерным флагом времен Гангута и Гренгама (красным, с двумя косицами и Андреевским крестом в крыже) – в память того, что при Гангуте и Гренгаме кексгольмцы бросались на абордаж с борта галер. Флаг этот считался наградой полка и в день полкового праздника (29 июня (12 июля), в день Свв. Петра и Павла) выносился в строй 3-й роты в качестве знаменного флага – которому отдавались те же почести, что и знамени.
Своими «отцами» в Кексгольмском считали полки, из выделенных которыми (или полками – предками которых) рот был создан в 1710 г. Кексгольмский – 17-й пехотный Архангелогородский (5-й пехотной дивизии Киевского военного округа), 25-й пехотный Смоленский (7-й пехотной дивизии Московского округа), 45-й пехотный Азовский (12-й пехотной дивизии Киевского округа), 61-й пехотный Владимирский (16-й пехотной дивизии Варшавского округа), 77-й пехотный Тенгинский (20-й пехотной дивизии Кавказского округа), 85-й пехотный Выборгский (22-й пехотной дивизии Петербургского округа), 97-й пехотный Лифляндский (25-й пехотной дивизии Виленского округа) и 131-й пехотный Тираспольский (33-й пехотной дивизии Киевского округа).
А «сыновьями» – полки, на сформирование которых кексгольмцы выделили когда-то по роте: лейб-гвардии Московский (2-й гвардейской пехотной дивизии Петербургского округа), лейб-гвардии Литовский (3-й гвардейской пехотной дивизии Варшавского округа), 6-й гренадерский Таврический (2-й гренадерской дивизии Московского округа), 81-й пехотный Апшеронский, 84-й пехотный Ширванский (21-й пехотной дивизии Кавказского округа), Свеаборгский крепостной пехотный и 2-й Кронштадтский крепостной пехотный (а с 1910 г., видимо, сформированные из двух последних частей 197-й пехотный Лесной и 200-й пехотный Кроншлотский полки 50-й пехотной дивизии Петербургского округа).
«Братьями» же в Кексгольмском полку считали 3-й гренадерский Перновский полк (1-й гренадерской дивизии Московского округа) – сформированный в 1806 г. из половины Кексгольмского, – а также своих однобригадников – лейб-гвардии Санкт-Петербургский полк («с которым Кексгольмцы служат неразлучно вместе с 1812 года»)219.
С 1860 г. комплект музыкальных инструментов в полку был не из меди, а из серебра – то был подарок шефа, австрийского императора Франца Иосифа I220.
Нижних чинов в лейб-гвардии Кексгольмский полк подбирали из высоких безбородых шатенов221.
Влившиеся при мобилизации 1914 года в полк запасные были в основном поляками и евреями – хотя были и украинцы, и жители великорусских и прибалтийских губерний. Почти все служили в армейской пехоте и были поэтому мельче гвардейцев (так, что заготовленное на гвардейский рост обмундирование было им велико). Но – на вид – не старше 30 лет, «стариков не было заметно»222…
Союзник России по борьбе с Наполеоном в 1806–1807 и 1813–1815 гг., прусский король Фридрих Вильгельм III был вечным шефом лейб-гвардии Санкт-Петербургского короля Фридриха Вильгельма III полка, а действующим шефом – царствующий король Пруссии (он же, с 1871 г., император Германии; в 1914-м это был Вильгельм II).
24 августа (6 сентября) 1914 г. – вслед за переименованием Санкт-Петербурга в Петроград – полк был переименован в лейб-гвардии Петроградский.
Вплоть до начала Первой мировой петербуржцы поддерживали дружеские отношения с 1-м гвардейским гренадерским полком германской армии – вечным шефом которого был союзник Фридриха Вильгельма III по борьбе с Наполеоном, русский император Александр I. В этом «полку Александра» (Alexander-Regiment) Санкт-Петербургский именовали «нашим сестринским полком» (unser Schwester Regiment)223.
Из традиций полка известна та, по которой в расположении части церемониальным маршем петербуржцы проходили иногда так же, как лейб-гвардии Павловский полк, – держа винтовки не «на плечо», а «на руку», – в память того, что, прикрывая отступление русской армии в сражении под Фридландом 2 (15) июня 1807 г., петербуржцы (тогда еще гренадеры) дрались бок о бок со своими однобригадниками павловцами, то и дело беря ружья «на руку» и отбрасывая наседавших французов штыками224…
Полковой марш – написанный для петербуржцев в 1835 г. их тогдашним шефом (ставшим в 1840-м их вечным шефом), прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III – считался «полковой честью»225.
Нижних чинов в Петербургский полк подбирали из брюнетов226.
При мобилизации в июле 1914 г. в Петербургский полк – в лице запасных-поляков, жителей Варшавы – влился (по оценке бывшего офицера полка Я.Я. Червинки) «совершенно неудовлетворительный материал в физическом и моральном отношении» (потом, правда, превратившийся в более или менее удовлетворительный)227.
Лейб-гвардии Волынский полк был самым дисциплинированным и самым образцовым по внешнему виду и строевой выучке солдат не только в 3-й гвардейской дивизии, не только во всей гвардии, но и во всей русской армии!
«Блестящий, совершенно исключительный полк», – охарактеризовал его в 1930 г. видевший его на маневрах под Красным Селом в 1912-м генерал-лейтенант Е.К. Миллер (оставшийся довольным и боевой выучкой волынцев)228.
Представление о «волынской» дисциплине – выделявшейся даже в 3-й гвардейской дивизии! – дает, например, эпизод маневров под Скерневицами в начале 1890-х гг., когда «буквально все полки дивизии залегли, столько солнечных ударов», а волынцы продолжали идти229. Или эпизод тех же Красносельских маневров 1912 года – когда в походной колонне волынцы шли даже в большем порядке, чем того требовал устав (!), – «в ногу, строго равняясь, имея всех ефрейторов на своих местах, неся ружья строго по-уставному, со штыками, выравненными как по ниточке»230…
Что же до внешнего вида и строевой выучки волынцев, то прекрасно знавший такие образцовые войска, как петербургская гвардия, офицер лейб-гвардии Финляндского полка Д.И. Ходнев признавался, что ничего подобного волынской «особой “воинской” красоте, отчетливости, выправке» не видел. «Особая отчетливость, – решительно во всем: в отдании чести, маршировке, ружейных приемах, в каждом движении – всегда и везде выделяла Волынцев [подчеркнуто в оригинале. – А.С.]»231.
«Высоко поднятая голова и твердый шаг с отмахом руки до отказа» – «по этому виду узнавал Волынцев Царь, узнавали их и другие части»232… «Твердый, как на параде, шаг, идеальное равнение, особый отмах руки, по которому Государь узнавал наших солдат даже тогда, когда они, будучи переведены в другие полки, носили уже иную форму. Тонкие черточки штыков, строго выравненных по рядам в горизонтальной и вертикальной плоскости, совершенно неподвижны»233…
Не зря те командиры существовавших до 1910 г. Варшавских крепостных пехотных полков, которые хотели добиться у себя образцовой строевой выучки, подражали не вообще 3-й гвардейской пехотной дивизии, а именно лейб-гвардии Волынскому полку234!
Столь идеальной строевой выучки добивались «заветной волынской муштрой», «знаменитой волынской муштрой» – не только предусматривавшей (как уже отмечалось) и неуставные приемы воздействия на солдата, но и более жесткой, чем в других частях 3-й гвардейской дивизии235.
Офицеры полка традиционно «работали не за страх, а за совесть, работали так, что соседи по дивизии иронически называли» их «землеедами»236.
Впрочем, кроме «заветной муштры» и офицерского рвения, явно помогала и еще одна особенность Волынского полка – такая (по оценке не являвшегося его коренным офицером генерал-лейтенанта А.В. Геруа) «духовная близость между офицером и солдатом, о которой можно только мечтать». Благодаря ей ««муштра» уживалась в полку рядом с прочною «духовной спайкой». «Полк-тип был в этом отношении единственным во всей армии»237.