«Как же так, - бледными губами шептал Серега, - я же не стрелял, Миха, не стрелял, клянусь. Оно само. Я только хотел бросить. Сделать, как он сказал. Как же так». За его спиной сталкер порылся в вещмешке, не найдя ничего ценного, отбросил. Затем вплыл в фокус слева, опустился рядом с мертвым Михой на корточки, перевернул его на спину, поцокал языком, осматривая кровавое месиво на груди. Затем обыскал его, забрал запасную обойму, детектор. Задержался взглядом на резиновых сапогах, встал и спросил через плечо: «Он че, не курит?». Серега не отвечал, он неморгая смотрел на неподвижное тело и все бормотал. В его глазах стояли слезы, переваливались через веко и текли по щекам. Он потерял себя, не знал, где находится, был оглушен горем, всего его мужества и душевных сил хватало на то, чтобы хотя бы не заорать и не разрыдаться в голос.
- Все, пойдем, - послышался рядом чей-то незнакомый не громкий, но настойчивый голос.
Сергей не отнес слова к себе и продолжал тонуть в своем безбрежном горе.
- Хорош говорю. Двигать пора, - кто-то потянул его за рукав. И он пошел. Пошел и был благодарен, что кто-то отвернул его от жуткой картины и уводит.
- Ему уже не помочь. Надо идти. Давай, паря, возьми себя в руки, не расплывайся, - кто-то все продолжал тянуть и говорить как будто уже ласково, с сочувствием. Мимо проплыли бревенчатые стены, по ботинкам зашуршала сухая трава.
«Надо идти», - звучали в голове слова, сказанные кем-то, кто шел впереди. «Надо идти». И он шел не оборачиваясь.
- Ну все, дуй давай вперед, вон на ту кочку. Видишь? Такая, самая лохматая. Куда ты? - услышал Серега позади раздражение. Крепкая рука взяла его за плечо и повернула немного левее. - Вот так, и шаг пошире, - сталкер отстал.
Серега шел уже с час, направляемый поводырем то в одном, то в другом направлении, и никак не мог прийти в себя после оглушения смертью друга. Слезы высохли, дорожки от них на щеках щипали и стягивали кожу. «Как же так, Миха, - думал отрешенно Серега и не мог взять в толк, - я даже на курок не нажал. Оно само стрельнуло. Само, клянусь, - удрученно качал головой, мало чего замечая под ногами и не видя ничего кругом. - Эх, Миха, как же нас занесло. Лучше бы мы дома сидели. Сейчас курили бы на «теплухе», пиво пили, потом к Плешке завалились на Сурженскую. Попозже девки бы подгребли. Люська плакала, не хотела тебя отпускать. А тут так получилось… Так, блин, получилось. - Серега сильно, до звездочек зажмурился, словно выдавливал из головы гнетущие мысли. - Как она выстрелила? Как? Зачем мы уехали, Миха? Все этот алкоголик. Все мозги тебе загадил. Да и мне тоже. Карту эту гадскую подсунул, за долг просил списать. Хрена мы хабар теперь насобираем. Какой черт нас понес. Сейчас бы жили и жигулевское дули, Люська у тебя на коленях сидела, я с Мадинкой мутил. Эх, Миха, Миха, что я матери твоей скажу? А дяде Леше что? Мы ведь с сада, в школе за одной партой…»
- Влево возьми, - послышался позади голос. - Влево, говорю. Не видишь, что ли, «воронка» крутит. Блин, попался же тупогнездый. Стой! Стой, придурок! Куда прешь!!!
Слышались приближающиеся торопливые шаги.
- Вот наши приключения и закончились, неуспев начаться. Прости друг,- прошептал Серега, разлепляя запекшиеся губы. Зажмурился и шагнул в аномалию.
Глава 13. Удача гладит
Без баллонов Жорику шагалось намного легче. Соха смазал ожог на шее какой-то мазькой, залепил пластырем. Скоро «нервяк» спал и все вошло в колею. Ветки скребли по одеждам, шуршали листья, кругом стоял притихший лес.
Позади послышался далекий взрыв. Качака поднял руку, давая знак остановиться. «Коммандос» прислушивался к быстро стихающему звуку.
- Кент за Гнутым пришел, - тихо сказал Соха.
- Не кент, а как-то по-другому Гнутый его назвал, типа братан или кореш, - поправил Пистон.
- По хер, главное, он больше нас беспокоить не будет.
- Может, - вклинился в разговор Жорик, - какой-то другой мутант на запах пришел. Мало ли.
- Лало ли, - передразнил его Соха, - умник здесь нашелся. Ветеран, мля.
- Заткнулись все, - прекратил старпом разговоры, - двигаем дальше.
Привал Качака объявил, когда все устали и начало смеркаться. Со стонами и кряхтением грачи избавлялись от заплечной ноши. Соха стоял, уперев руки в поясницу, выгибался назад и морщился от простреливающей спину боли. Мимо с сигареткой в зубах проходил Качака. Он вовсе не глядел в сторону Сохи и, казалось, был занят своими мыслями. Затем шагнул к любителю лысых женщин и резко, без замаха правым крюком саданул ему в живот. От удара Соха выплюнул сдавленный стон и согнулся пополам. Закашлялся, поджимая руки, повалился на колени. Качака стоял над ним горой. Смотрел с вершины Монблана, говорил со снисходительным презрением, едва разлепляя губы:
- Ты, Соха, вонь подритузная, когда, наконец, поймешь, что если я говорю, то это надо выполнять? - Сигарета, прилипшая к верхней губе, дергалась, словно живая, и хотела вырваться из пасти чудовища.
Соха ворочался у его ног козявкой и никак не мог вдохнуть.
- Гниль ты болотная, - продолжал выговаривать старпом, - ты мог спалить Жорика с Пистоном за раз. Понимаешь, скотина безрогая, что пришлось бы возвращаться с двумя обгорелыми калеками, не выполнив задачу. Тебя, придурка, Пирцент, может, и грохнет, а меня ведь снова отправит в этот гребаный лес. Ты, тварь позорная, меня спроси, хочу ли я из-за тебя, ублюдка, ничтожного ничтожества, снова идти в эту задницу? Меня ты спроси! - Качака повысил голос и зло зыркнул на стоящего на четвереньках Соху. Жорику показалось, что старпом сейчас его пнет своим кувалдоподобным берцем по ребрам, и лететь тогда грачу к своим гнездам.
Соха ничего не отвечал и не пытался подняться, стоял на четвереньках, опустив голову, и слушал. Воспитательная