Он сидел, вертел в руках сухую ветку и смотрел в сторону. В это время, нисколько не смущаясь, Гриф копался в его вещах, бренчал кружкой, консервными банками, флягой, иногда замирал, брал заинтересовавшее, вытаскивал на свет, разглядывал и убирал назад. Печенье сунул себе в карман, следом пошел пакетик с сухарями, потряс флягу, внутри плескалось. Открутил крышку, понюхал, затем отпил. Оказалась вода. Ее он тоже забрал.
От занятия Грифа отвлекли далекие выстрелы. Автоматная очередь расколола аномальную тишину. Сталкер замер, прислушался. Больше выстрелов не последовало. Гриф резонно предположил, что это кто-то из сменщиков в слепой злобе запустил очередь в сторону леса, вряд ли рассчитывая в кого-то попасть, так, отвести душу.
- На, надевай и чешем по холодку, - проговорил сталкер, передавая вещмешок механику.
Скоро они в прежнем порядке шли по лесу. Гриф подобрал сухую палку, ударил ею по дереву. Та достойно вынесла испытание на прочность и осталась в его руке в качестве посоха.
До самых развалин городка связистов Гриф держал темп и не останавливался на перекуры. По дороге он ополовинил пачку с печеньями, остальное убрал в рюкзак. После связистов, минуя ЗИЛы, они дошли до речушки. В компании с призраками гнетущих воспоминаний сталкер спустился по склону к воде. То и дело он тревожно посматривал на жидкий лес. Как и тогда Яве, он не позволил изнемогающему механику испить из нее водицы.
Пару раз, поравнявшись с механиком, сталкер пытался заговаривать с ним. Тот с хриплой одышкой отвечал невнятно, с длинными паузами. Гриф не то чтобы сжалился, все же решил дать неподготовленному к походам Резе передохнуть. Ему было нужно, чтобы тот дошел и выполнил свою важную миссию, о которой пока не догадывался.
Они вскрыли консервы и с сухарями, запивая водой из фляги, наскоро перекусили. Грифа не оставляла мысль, что махновцы все же устроят погоню. В этот раз они могли смело среди бела дня гнать на «батоне» через поле, не опасаясь нарваться на очередь из крупнокалиберного пулемета. Единственным препятствием для этого у них было неведение. Они не знали, куда пошел взбунтовавшийся механик. Руководствуясь здравым смыслом, тот двинет к людям, к сталкерским тропам. Но чем черт не шутит, вдруг среди них окажется опытный следопыт?
- Что еще можешь рассказать о базе, о грачах? - спросил Гриф, протягивая механику сигарету.
- А что рассказывать? Я у них недолго. Так, краем уха что услышу в курилке. Институт какой-то оборонный двигает Седыха. Проект там засекреченный. А тебе зачем батарея? - спросил Резя и посмотрел на сталкера.
- Денег она хороших стоит.
- А когда выбираться будете?
- А тебе зачем знать? - сказал Гриф недобро. Он понял, что механик, по существу, уже все рассказал и говорить с ним больше не о чем.
- Без тебя мне отсюда не выйти, - Резя опустил глаза, некоторое время смотрел себе под ноги, словно подбирал слова, затем повернулся к сталкеру и продолжил: - У меня в Киеве жена, две дочки. Одной девятнадцать, а младшенькой всего четыре.
Смотрел механик жалостливо, как побитый пес. Гриф первый отвел взгляд: «Много вас здесь таких беспомощных». Они еще курили, и трогаться в путь было рано. Повисло неуютное молчание, в воздухе вились недосказанные слова. Резя ждал ответа, а сталкер не спешил с ним. Момент, когда с ходу можно было соврать, как с батареей, был упущен. Теперь его обещание, которое он вовсе не хотел ни давать, ни тем более выполнять, прозвучало бы очевидным враньем.
- Чего тогда в зону поперся? - проскрежетал сталкер, глядя в сторону.
- Из-за младшей. У нее полиомиелит. Деньги нужны. Там, - Резя мотнул головой неопределенно, но явно имея в виду мир за периметром, - я таких денег ни в жизнь не заработаю. Жена не в счет. Надя от Лидочки не отходит. Мы и так на лекарства квартиру пустили, живем в Рычах у матери, - механик потупился, он уже не курил, сигарета дотлевала в его пожелтевших пальцах. Казалось, он вовсе про нее забыл. Голос дрогнул, он замолчал, с усилием подавил выступившие слезы, которые стыдился вытереть. Хлюпнул носом, продолжил: - Мне позарез вернуться надо. Пусть без денег, так что-нибудь придумаем. А без меня Лидочка умрет, - уже еле слышно шептал он себе под нос.
Как Гриф ни старался не слушать, плотнее завернуться в ватник безразличия, все же слова, особенно сказанные тихо, просачивались. В груди что-то шевельнулось: «Заразил меня Ява все же».
- Всё, нехер рассиживаться, - разозлился Гриф на Резю.
Шмыгая носом, украдкой вытирая сопли, механик зашевелился. Отношения между ними переменились. Гриф словно специально рвал все ниточки, чтобы в дальнейшем не возникло недопонимания. Он ставил Резю на то место, которое приготовил ему заранее. Ту слабость, которую позволил себе на привале, изгонял всеми силами. У него была цель - спасти Яву. Жизнь парня на морально-этических весах сталкера перевешивала все прочие жизни. Чаша с грохотом падала на прилавок под пудовой гирей, подбрасывая вверх другую, с сушеным горохом. Падала раз за разом, как только сталкер брался сравнивать. Падала и падала, пока откуда ни возьмись вдруг не возникло легкое перышко и мягко не легло на сухую кучку. Гиря еще перевешивала, но уже оторвалась от прилавка. Сталкер наваливался на нее всем телом, стараясь удержать на месте. Но, черт побери, какая же эта совесть тяжелая штука.
- Чего возишься? - зло прикрикнул Гриф на нерасторопного носильщика. Механик не перечил, только носом шмыгал и старался не встречаться взглядом со сталкером.
- Топай вперед, - Гриф взглядом провожал уныло переставляющего ноги, немного косолапого Резю. В вислых штанах, стоптанных ботинках, широкой замасленной спецовке, сбившейся под обмотанным рюкзаком, тот выглядел жалким и каким-то маленьким, как гном. «Тьфу на вас, - Гриф мысленно плюнул в его сторону. - Мне Яву вытаскивать надо, а ты и так подох бы, брателла».
Глава 23. Один на один
Скрытые крутым берегом, они прошли вдоль русла, поднялись по склону и снова оказались на краю «адовой пахоты». Слева вырастал хлипкий болезненный лес, справа тянулась изрытая, унылая пустошь. Они шли и шли. Гриф уже не пытался заговаривать, отстал шагов на семь и старался не замечать согбенную фигуру. Он изредка покрикивал, направляя безропотного носильщика. Казалось, Резя все понял и шагал, угадывая, где же дорожка его