Большие глаза, подчёркнутые кохлем, смотрели испуганно и настороженно. Полные губы, которые она обычно подкрашивала соком плодов, сегодня были бледными.
Зейнаб выглядела младше своих лет, почти как девочка, а не молодая девушка, уже готовая к замужеству. В этой уязвимости был свой шарм, но сейчас ей нужна была сила, а не беззащитность.
— Нет! — остановилась она. — Отец — сильный воин. Даже без магии какой-то мальчишка ему не соперник.
Зейнаб произнесла эти слова вслух, словно пытаясь убедить саму себя. Эхо отразилось от мраморных стен и вернулось к ней, повторяя: «Не соперник… соперник… соперник…»
Отец точно выиграет, и тогда их проблемы будут решены. Она сама выберет себе жениха из молодых и достойных воинов. С реликвией станет сильнее, и больше никто не сможет ей приказывать.
Зейнаб представила себе, как отец возвращается победителем. Как он рассказывает о поверженном русском. Как придворные склоняются перед героем, который защитил честь государства. Как султан дарует ему ещё больше почестей и влияния. Это было бы идеально. Это было бы…
Вот только стоило вспомнить лицо Магинского, как тело снова бросало в дрожь. Его белые волосы, словно лёд. Голубые глаза, которые смотрели так глубоко, будто он уже видел жизнь, и эта уверенность… Сначала ей казалось, что это просто напускное, как у всех мужчин его возраста. Но он избавился от ассасинов, потом от пиратов, сбежал из серой зоны…
Как бы Зейнаб ни гнала мысли из своей головы, но где-то в глубине души она боялась русского дипломата. Не могла себе в этом признаться. Что-то в нём было… нечеловеческое.
А эти его глаза… Когда он смотрел на неё на корабле, девушке казалось, что видит насквозь, со всеми страхами, амбициями и тайными желаниями. И это пугало её больше всего.
Наконец, дверь открылась. Зашёл слуга. Девушка уставилась на него. Это был… слуга шехзаде. Высокий мужчина с выбритой головой, в простой, но безупречно чистой одежде. Его лицо было лишено эмоций, как и полагается хорошему слуге, но в глазах мелькнуло что-то… На мгновение Зейнаб показалось, что она увидела в них жалость.
Тут же турчанка прикрыла своё лицо и выпрямилась. Неприлично женщине её положения показывать себя постороннему мужчине, даже если это всего лишь слуга.
— Ваш отец мёртв, — произнёс он спокойно.
Эти три слова упали, как камни, разбивая хрупкое стекло надежды, которое Зейнаб так старательно поддерживала в своей душе весь день.
Девушка почему-то улыбнулась: «Русский мёртв! Отец выиграл. Наконец-то… Стоп! Что?»
Через тело прошла молния. Все органы заболели, начало мутить, голова закружилась, в ушах звенело.
Она неправильно поняла. Не русский мёртв. Её отец. Хайруллах Корёк, Нишанджи Османской империи, человек, который всегда был для неё опорой и защитой, — мёртв.
Сердце стучало так сильно, что Зейнаб чувствовала его. А ещё стало вдруг мало кислорода. Перед глазами сначала проплыли яркие вспышки, а потом тёмные пятна. Комната начала кружиться. Стены, потолок, пол — всё смешалось в одну бесформенную массу. Роскошная мебель, ковры, гобелены — всё это теперь не имело значения. Мир сузился до одной фразы: «Ваш отец мёртв».
Она упала на пол. Вместе со слугой принца в комнату забежали евнухи и служанки турчанки. Тут же подняли её и начали приводить в чувства. Кто-то махал веером, другие плескали воду на лицо, которое открыли.
Прохладные капли немного привели её в себя. Но сознание всё ещё плыло, отказываясь принимать реальность. Евнухи подхватили девушку под руки и осторожно перенесли на низкую кушетку у окна. Служанки суетились вокруг, поправляя подушки, предлагая воду, пытаясь хоть как-то помочь своей госпоже.
Зейнаб плакала даже в обмороке. Слёзы текли по её щекам, оставляя тёмные дорожки из-за размазанного кохля. Она выглядела, как раненый зверёк, — беззащитная, испуганная, потерянная.
Девушка открыла глаза. Слуга Мехмета Турани продолжал стоять рядом. Его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах снова мелькнуло то странное выражение, которое Зейнаб заметила раньше. Это действительно была жалость.
— К-а-к? — прошептала турчанка. — Э-это рус-ский?
Всё тело било молниями. Мышцы сокращались, внизу живота — боль. Ноги и руки отказывались подчиняться. Она чувствовала себя так, словно через неё пропустили ток: каждая клеточка тела кричала от боли и потрясения.
— Нет, — улыбнулся слуга. — Дипломат пощадил его, а шехзаде убил.
Это были его последние слова перед тем, как он вышел из комнаты. Зейнаб хлопала глазами, ловила ртом воздух. Разум отказывался принять правду.
Отец мёртв… И его убил не Магинский, а принц! Как? Почему? За что? Она не могла поверить. Турчанка не знала, что её больше приводило в ярость: пощада от русского или действия шехзаде.
Магинский пощадил отца? Почему? Он должен был убить его — так полагалось по правилам дуэли. Что это за игра? Что задумал иностранец? И почему шехзаде вмешался? Что происходит во дворце?
Слуги помогли ей встать. Девушка на шатающихся ногах подошла к шкатулке, которую оставил отец. Сейчас Зейнаб управляли инстинкты и воспитание.
Последняя воля отца. Шкатулка — маленькая, но тяжёлая, из тёмного дерева с серебряными вставками в виде двух змей, кусающих друг друга за хвосты. Отец дал ей шкатулку накануне дуэли. «Это твоя страховка, — сказал он тогда. Цена за хорошую жизнь».
Она открыла крышку и посмотрела на семейный артефакт. Дрожащие пальцы коснулись его. По телу тут же прошла волна энергии, ноги уже не дрожали.
Девушка сжала артефакт, передававшийся в их роду из поколения в поколение. Древняя реликвия, о которой ходили легенды даже среди придворных.
«Нет! Султан не получит это! Вы убили моего отца. Я… Я… Сама использую артефакт, — думала девушка. — Вы украли его жизнь, но вам не достанется его сила»…
Зейнаб чувствовала, как к ней возвращаются силы, не только физические, но и ясность ума, решимость, даже жажда мести. Всё это наполняло её, вытесняя страх и отчаяние.
В дверь постучали. Все слуги вздрогнули. Стук был уверенным, требовательным.
— Зейнаб Хандан-султан бинт Хайруллаха, — произнёс мужчина.
Голос звучал официально, с ноткой торжественности, которая бывает только в очень важных случаях.
Турчанка узнала его, это один из личных слуг…
* * *
Великий повелитель сильных, хранитель святых городов, султан Сулейман IV
Покои султана Османской империи поражали своим великолепием. Стены, облицованные голубой изразцовой плиткой с изящным растительным орнаментом, создавали ощущение прохлады даже в жаркий день. Высокие сводчатые потолки были расписаны золотом и лазуритом, изображая сцены из жизни великих предков нынешнего правителя.
Сулейман IV восседал на троне, инкрустированном