борт звездолета «Красная стрела»,
с момента старта прошло 25 лет, 1 месяц и 23 дня
— Появления новых случаев, так называемых «приступов» прекратилось, — докладывала Эрика на очередном совещании, — с момента первого инцидента изолировано тридцать человек, пятнадцать из которых помещены в анабиоз.
— Да, и аномалии тоже прекратились, — добавил Лю Минциань, — это говорит о том, что звездолет покинул зону концентрации темной материи.
— Как дела с разработкой лекарства? — спросил командир.
— Примерно через пару месяцев будет готова формула. Но… ее необходимо тестировать. А это невозможно сделать в условиях космоса. У нас нет подопытного материала. Придется высылать формулу на Землю. Так что, пока до них идет сигнал, пока они тестируют и пока идет ответ… года полтора еще точно пройдет. Или, скорее всего, даже больше. Гораздо больше.
— Понятно. Порадовать, значит, пока нечем.
Глава 100
2636 год, межзвездное пространство,
расстояние от Солнца 40743 а. е. (примерно 0.65 св. года),
борт звездолета «Красная стрела»,
с момента старта прошло 26 лет, 2 месяца и 11 дней
Надежда Ахмедовна Ван принимала очередную пациентку. Та лежала на кушетке, придерживая огромный живот левой ладонью и стонала.
— Все хорошо, все хорошо, — ласково говорила Ван, — давай, тужься… Ещё немного, ещё чуть-чуть… Вот, умница! Головка показалась!"
Надежда Ахмедовна, врач с шестидесятилетним стажем, не раз принимала роды в самых экстремальных условиях. Но эти, в межзвездном пространстве, казались самыми волнительными. От ее действий зависели не только жизни матери и ребенка, но и будущее всей миссии.
Она бережно поддерживала головку новорожденного, помогая ему выбраться из утробы. Малыш издал слабый писк, а затем заорал во всю мощь своих легких.
— Поздравляю, у вас мальчик! — с улыбкой сказала Надежда Ахмедовна, передавая ребенка медсестре для обработки.
Молодая мать, вся в поту, обессилено улыбнулась.
— Спасибо вам, доктор Ван. Спасибо.
— Отдыхайте, — ответила Надежда Ахмедовна, осматривая роженицу. — Все прошло хорошо.
После того, как медсестра закончила с новорожденным и унесла его в детскую палату, Надежда Ахмедовна вышла из родильного отделения и направилась в свой кабинет. Она чувствовала усталость, так как за сегодня это были пятые по счету роды. Но она чувствовала и удовлетворение: еще одна жизнь началась в этом далеком уголке космоса.
Войдя в кабинет, Надежда села за свой стол и откинулась на спинку кресла. Она посмотрела на голографическую фотографию, висевшую на стене. На ней были запечатлены ее муж и двое детей, с которыми она рассталась за пятнадцать лет до старта и не видела их уже более сорока лет. Интересно, как они сейчас выглядят?
Доктор Ван вздохнула и закрыла глаза. В последнее время ее все чаще посещали мрачные мысли. Их миссия оказалась гораздо сложней, чем думалось в начале. Экипаж измучен, а до цели оставалось еще много лет пути, и неизвестно, какие сюрпризы приготовил еще человечеству глубокий космос. Справится ли с трудностями новое поколение?
Глава 101
2636 год, межзвездное пространство,
расстояние от Солнца 40812 а. е. (примерно 0.65 св. года),
борт звездолета «Красная стрела»,
с момента старта прошло 26 лет, 2 месяца и 23 дня
— Что читаете, молодой человек? — услышал вдруг Альтаир за спиной чей-то голос.
Парень обернулся. Перед ним стоял индус довольно почтенного возраста.
— Ардужн Патил, — представился он, — вижу, вы интересуетесь историей восточной философии. Я могу помочь.
Альтаир нахмурился.
— А почему вы решили мне помочь? — с подозрением в голосе спросил он.
— А разве у нас не коммунизм? Разве не «все люди братья» и прочее?
— Коммунизм на Земле, если, конечно, нас не обманывают.
— Мы посланы Землей. Значит и у нас коммунизм. А почему вы в этом сомневаетесь, молодой человек?
— Мне не дают покоя вопросы: Почему коммунисты запретили исследования квантовой природы сознания? Почему мы ограничены пространством звездолета? Почему никто из нас никогда не выходит в открытый космос? И, самое главное: почему нам не разрешают виртуальную реальность с полным погружением?
— Я могу дать вам ответы, — улыбнулся Арджун.
— Правда?
— Да, правда, — подтвердил Патил, его глаза поблескивали мудростью и пониманием. — Но история долгая. Предлагаю пойти куда-нибудь в более подходящее место для беседы, например, в обзорную комнату. И… может быть, перейдем на «ты»
— Хорошо, — кинул парень.
Пока они шли Альтаир, назвал свое имя, а Арджун сказал:
— Ответы, которые я дам, могут изменить твое восприятие реальности. Ты готов к этому?
Парень молча кивнул. Он был готов к чему угодно, лишь бы узнать правду.
— Хорошо, — сказал Арджун. — Тогда начнем с самого простого. Почему коммунисты, как ты выразился, запретили исследования квантовой природы сознания? Ответ прост: они боятся. Боятся того, что наука сможет доказать существование души, Бога, чего-то, что находится за пределами материального мира. А это противоречило их идеологии. Коммунизм — это, можно сказать, религия, Альтаир. Религия материализма. И любая другая религия, любая другая вера представляет для нее угрозу.
— Коммунизм — религия? — Альтаир удивленно нахмурил брови.
— Конечно. Коммунисты верят в то, что можно построить рай на Земле. И что при помощи науки, основанной на материализме, человек может все, даже стать равным Богу.
— А разве это не так?
Арджун остановился, посмотрел в глаза Альтаиру и вздохнул.
— Это красивый миф, Альтаир. Ободряющая сказка для тех, кто ищет смысл жизни. Но он опасен своей однобокостью. Он исключает все, что не вписывается в его картину мира. Он отрицает духовность, интуицию, подсознание — все те области, которые лежат за пределами доступного материальному измерению. Коммунизм, как и любая догматичная религия, стремится к тотальному контролю, включая контроль над сознанием.
— Но ведь коммунизм борется за равенство, за справедливость, — возразил Альтаир.
— На словах, да. На деле же, он порождает новую форму неравенства, новый вид угнетения. Вместо богатых и бедных появляется партийная номенклатура и обычные граждане. Вместо капиталистов — государственные чиновники. Просто меняются декорации, суть остается прежней.
— А как же наука? — спросил Альтаир. — Разве наука не является ключом к познанию мира, к прогрессу?
— Наука — это мощный инструмент, Альтаир. Но инструмент может быть использован как для созидания, так и для разрушения. Наука без морали, без духовности — это бомба замедленного действия. Коммунисты возвели науку в культ, но они забыли, что наука должна служить человечеству, а не наоборот.
Альтаир задумался. Он никогда не рассматривал коммунизм с этой точки зрения. Все, чему его учили с детства, вдруг предстало в совершенно ином свете.
— Но что же делать? — спросил он. — Как жить, если все, во что я верил, оказывается ложью?
Арджун