– Дожидаемся капурнов в арестной башне, не отходя от камеры. Остаемся вооруженными и готовыми к атаке. Не ослабляем бдительности, пока душегуб не окажется под их полным контролем.
– Я возьму с собой арбалет! – оживилась сестра.
– Хорошо. – Петр Архипыч перевел тяжелый взгляд на Илая: – А ты, пострел?
– Дожидаюсь группу капурнов в трактире на въезде в Вотру по Головному тракту. Сопровождаю их до арестной башни. Слежу, чтобы они не ввязывались в конфликты с местным населением, как они привыкли, слоняясь не понять где, – дословно процитировал он полицмейстера.
Паломники славились суровостью нравов, их закономерно опасались. Эти капурны могли возмутиться из-за любой мелочи, если это противоречило догмам их Ордена. Словом, Илаю, как самому дипломатичному из геммов, поручили утихомиривать толпу вооруженных дубинами и лопатами бывших головорезов. Это внушало оптимизм.
– Тогда чего ждем? – Петр Архипыч гулко хлопнул в ладоши. – По местам, рысью!
До арестной башни было рукой подать, а вот дальше Илай поплелся через весь город. Брать коня не имело смысла – времени было в достатке, а капурны-паломники и сами пешие. Так он и пошагал – с Малой Присутственной до Караульной, а там вдоль Окладья и дальше налево, где Головной тракт разделял Забродье и Закрепье. Остановился он только раз – на перекрестке у главного собора, где сложил руки на груди в знак крыльев и попросил у серафимов одарить его какой-никакой мудростью.
Рядом остановилась белая карета с большими занавешенными окнами. Позади, конечно же, шла Дуся. Дверца экипажа приоткрылась.
– Илай!
Он обернулся и почтительно поклонился.
– Катерина Андреевна.
Дочь Советника досадливо поджала губы и отвела прозрачные глаза. Она по-прежнему носила его треуголку.
– Я хотела поговорить.
Илай достал из кармана и раскрыл золотой хронограф с треснувшим стеклом. Сколько он смотрел на эту трещину после изгнания из дворца – не счесть. И каждый раз убеждался, что изначально стекло было целым. Оно треснуло в тот миг, когда Денис нанес удар.
Стрелки на главном циферблате показывали, что ему следует поторопиться.
– Увы, сударыня, я спешу. Служба.
– Я могу отвезти тебя, куда нужно.
– Не утруждайтесь, это лишнее. Прошу меня простить.
Катерина Андреевна стиснула пальцы на ручке дверцы. Пауза затягивалась, а вежливость и ворох разных чувств не давали Илаю просто развернуться и уйти.
– Ладно, сама за ним присмотрю, – вызвалась Дуся и ловко подхватила Илая под руку. – Дурачина, барыня волноваться изволит.
Илай отвернулся, но отталкивать голема не стал – это грозило переломом. Видимо, Катерина до сих пор не отменила приказ защищать членов отряда, хотя отряда уже не существовало.
– Хорошо, – вздохнула Катерина, – раз уж сегодня я не нужна… Знаешь, в Перепелках разбили новый парк и скоро все деревья будут в цвету. А еще туда пригласят музыкантов. Не хочешь как-нибудь на днях по нему со мной прогуляться?
Он поднял глаза и наконец встретился с ней взглядом. Илай понимал, что обижает ее, но…
– Я не могу.
…так будет лучше для всех.
Дверца захлопнулась, кучер тряхнул поводьями, и кони тронулись.
– А меня вот не смущает, что ты тугодум, – сообщила Дуся. – Женись-ка на мне, будем с тобой оба без мозгов! – И рассмеялась.
Илай поморщился.
– Раз уж увязалась, давай без шуточек.
Голем изобразила, будто запирает рот на замок и выбрасывает ключ.
* * *
Трактир на второй версте Головного тракта назывался «Два ножа», что можно было понять не по надписи на вывеске – ее слишком давно не подновляли, и она благополучно осыпалась – а по паре воткнутых в нее ржавых тесаков. Заходить не стали, ведь денег у Илая по-прежнему не было ни гроша, потому он устроился на поваленном бревне у плетня и вытянул ноги.
Как ни крути, денек выдался славный. Начался краснозарь, последний весенний месяц. Трава уже вовсю зеленела, и в ней стрекотала мелкая живность, птицы жизнерадостно пересвистывались, а небо было таким высоким и синим, что аж дух захватывало. По тракту время от времени катили обозы – то прибывали на торг купцы со всей империи и из-за ее пределов. В общем, кругом царил мир и покой.
Дуся, по-прежнему молча, неподвижно стояла рядом. Илай, запрокинув голову, наблюдал за неспешным, точно корабли по морю, ходом перистых облаков. Одно напомнило ему широко раскинутые крылья.
– Слушай, – начал он, – ты же говорила, тебе триста лет исполнилось.
– Триста девятнадцать, – поправила Дуся.
– Так ты, выходит, и Страшную Годину застала?
– А то ж!
– Расскажи, что помнишь, – попросил Илай, не сводя взгляда с облачных крыльев. Они уже почти рассеялись, утратив сходство с величественным образом.
– Я помню все! – Дуся подбоченилась и ткнула себя в щеку пальцем, якобы в задумчивости. – Год тысяча пятьсот сорок второй от Великого исхода. У скотницы Митрофанихи свиньи дали две сотни голов приплода, и она взяла троих сирот в помощь по хозяйству. Замковый кузнец Амвросий по пьяни долбанул себе по руке молотом, раздробил четыре пальца и запил еще горше. Лесу было продано в десять раз меньше обычного, зато яблок собрали…
– Погоди! – замахал руками Илай. – Что за чушь ты собираешь? Я тебя про Страшную Годину спросил, о ее событиях!
Дуся посмотрела на него сверху вниз.
– Так я и перечисляю. Ну, хочешь, расскажу еще, как девица Неждана раз в лесу заплутала, потом умом попятилась и ходила перед каждым встречным груди заголяла…
– Голова твоя каменная! Я про серафимов и демонов, про их войну!
– А-а-а, – сообразила голем. – Так бы сразу и сказал. Да в наших краях ничего такого не происходило. Мальчишки Дубравины в ту пору малы были, я все больше за ними присматривала.
Янтарь повесил голову. Вот тебе и современница легендарных событий.
– Ну, раз по небу пролетела вроде как серебряная монета с лучами, гудела она еще так, что собаки в округе взвыли и разом обгадились.
Илай сморщился, будто закинул в рот горсть недоспелых ягод. Дуся же выглядела возмутительно довольной собой. Он указал на лесок напротив:
– Видишь тропку? Ты проверь ее, вдруг паломники решили тракт обойти, чтобы со всеми не толкаться.
– Ага, – легко согласилась голем.
Наконец Илай остался один. Признаться, за последнее время он начал ценить такие минуты, хотя до этого не представлял себя вне группы.
Тут дверь трактира «Два ножа» скрипнула в который раз, так что он сперва даже не посмотрел в сторону человека на пороге. Но что-то в его манере двигаться, в осанке все же привлекло его внимание, он сфокусировался и вмиг подобрался.
Прямо под вывеской с двумя ржавыми тесаками стоял его брат, Лестер. Без синего форменного мундира, в одной грязной белой рубахе с развязанными тесемками и потертых штанах, он довольно пересчитал на ладони серебряные монеты, а затем ссыпал их в кожаный мешочек и спрятал за пазуху. Фундука поблизости не было.
Илай медленно поднялся с бревна и раскинул руки в стороны:
– Лес, братец! Ты ли это?
Яшма замер и наконец заметил его. Красные глаза брата сузились, плечи вмиг напряглись. Отвечать ему он не торопился.
Илай улыбнулся шире некуда, даже щеки заболели. Раз Лес уже здесь, значит, где-то поблизости и Норма. Значит, скоро они все снова будут вместе.
– Сраный предатель! – взревел Лес и бросился на Илая. Тот отшатнулся, но все равно получил толчок в плечи и повалился навзничь. – Дезертир продажный!
Илай вдохнул взметнувшуюся дорожную пыль и закашлялся, а в следующий миг едва успел откатиться от летящего под дых кулака, обмотанного посеревшими от долгой носки бинтами. Лес замахнулся снова, и Илай попытался отпихнуть его коленями. Один прямой от разъяренного братца в голову – и он труп. Они покатились по земле: Илай отбрыкивался, а Лес пытался приложить его как следует. И ему это удалось – от оплеухи, попавшей по уху, у Илая зазвенело в голове, зубы громко клацнули друг о друга. Пока он пытался проморгаться, утирая со щеки тонкую струйку крови, Лес замахнулся снова.
– Да ты хоть знаешь, что мы из-за тебя…
Ни ударить снова, ни договорить брат не успел. Он взмыл в воздух.
Илай медленно, потряхивая отяжелевшей башкой, поднялся на колени и только тогда понял, что же произошло: Дуся, почуяв неладное, примчалась обратно, зашла со спины и вздернула Леса за голову на вытянутых