— Я думаю, вернее надеюсь, что смогу справиться с моим поросеночком за час, расчесывать у нас особо нечего, — с улыбкой произнес я, хотя только сейчас понял, что моя квартира, даже после наведения порядка, мало пригодна для принятия гостей.
— Отлично, давайте тогда договоримся, что через час я Вас жду у себя дома. Я как раз приготовила печенье. И свою девочку красавицу тоже приводите.
— Тогда я побежал приводить её в порядок. Ровно через час я буду возле Вашей двери, — заверил я соседку и отправился в ванну.
Хорошо, что высокие бортики не позволили этому бегемотику вылезти, иначе пришлось бы ловить этот пенный кабачок по всей квартире, второй раз она добровольно в ванну не полезет.
— Красота требует жертв, — сказал, как отрезал я и включил душ. Уровень негодования Момо возрастал по мере того, как стекающая с неё вода становилась прозрачной. Чтобы она не решила отряхнуться в нашей «каморке», пришлось завернуть её в полотенце и нести на руках. За такие «мучения» я вдоволь угостил ее колбаской, а потом добавил:
— Сильно не наедайся на расслабон после водных процедур, мы идем в гости!
Как и обещал, ровно через час я стоял напротив двери Сато Кийоко с Момо на руках.
Дверь сразу открылась, и соседка с сияющими от радости глазами велела нам проходить. В центре комнаты на аккуратном журнальном столике стоял чайник и большая тарелка домашних печеньев.
— Присаживайтесь, молодой человек, — произнесла она, не сводя глаз с собаки.
Я опустил Момо на пол, она не спеша подбежала к Сато и внимательно обнюхала. Потом обежала кругом ее квартиру и присела возле столика.
— Ну, видимо она освоилась, — засмеялся я, — честно говоря я и сам переживал, как она поведет себя в незнакомом месте.
— Хорошо, что ей понравилось, — произнесла она, и медленно протянула руку, чтобы погладить. Момо, как воспитанная девочка, сама подошла к ней ближе. Старушка была на седьмом небе от счастья, когда ладонью проводила по короткой шерсти Персика.
Чай безнадежно остывал, а глаза старушки затуманились. Кто знает, в какой отрезок своего прошлого она погрузилась. Я в это время осматривал ее жилище. В целом как я и ожидал: мило, красиво, по-стариковски просто и весьма уютно. На полочке я заметил несколько фоторамок. С них на меня смотрели разные люди. Пара на крайне старой карточке, вероятнее всего сама Сато-сан с супругом, на фотокарточке посвежее уже целая семья и отдельно, в красивой рамке, фотография пекинеса.
— Это и есть мой Хару, несколько лет назад он, увы, умер, — тихо сказала она. За своим осмотром я и не обратил внимания, что старушка наконец отвлеклась от Момо и следит за моим взглядом. — Он был хороший пес, и последний, кто оставался со мной рядом. Супруга не стало больше пяти лет назад, и собака была последней связующей нитью. А потом не стало и его. — Она смахнула набежавшую слезинку и твердо сказала: — Давайте приступим к чаепитию, и обязательно поп
робуйте печенье.
— Мы с Момо уже его пробовали, — я улыбнулся. — И нам очень понравилось, у вас здорово получается.
— Я так рада, что оно понравилось вам и вашей красотке, вы просто не представляете, — улыбнувшись сказала старушка, начала разливать чай и продолжила свою историю. — И вот так я осталась одна.
— А Ваши дети? — спросил я, и сразу поправил, — они у Вас были? Извините, если я задаю слишком личный вопрос.
— Ничего, ничего, — она стала суетливо теребить уголок накинутой кофты, — у нас был, вернее есть, сын. Они с женой живут в Токио, переехали давным-давно, моему внуку на тот момент было, — она задумалась, — кажется, лет десять-одиннадцать. Он так любил мою выпечку. Они приезжали к нам каждую субботу, мы пили чай и разговаривали. Как же давно это было.
— Они Вас не навещают? Токио ведь не другая страна. — Поинтересовался я, но по её поведению заметил, что задел нечто не очень приятное. — Прошу простить меня, я крайне невежлив.
Кажется мне нужно всерьез поработать над своим поведением, старые привычки так просто не уходят, я слишком привык к прежнему менталитету.
— Знаете, я так давно ни с кем не разговаривала, — она вздохнула, — вернее, говорить то говорю, вот только это больше дежурные фразы, необходимые для жизнедеятельности. Но чтобы осмысленно вести беседу, такое со мной теперь редкость. Перестаньте извиняться, на самом деле порой не хватает именно такого вопроса, в лоб, чтобы также просто и прямо на него ответить, даже самой себе. Хотя у всего есть последствия.
Она снова замолчала и ушла в раздумья. Я уже было хотел поблагодарить за чай и удалиться, как она заговорила.
— Знаете, мы также воспитывали сына, он был прямолинеен и не боялся брать ответственность на себя. Мы были счастливы, он действительно многого добился, сделал карьеру, встретил замечательную девушку, у них появился чудесный сын. Но в один прекрасный момент ему предложили хорошее место в Токио и, естественно, для этого нужно было переехать. Он с такой радостью рассказал нам за этим самым столом, но мой супруг вдруг решил, что ему не следует покидать родной город. Дескать нечего нарушать заведенные нами традиции, равно как и фактически лишать его общения с внуком. Странное дело возраст, кто-то делается сильнее и мудрее, и кое-кто, видимо, дряхлеет. Сын долго приводил аргументы, доказывал, объяснял, даже предлагал переехать нам самим вскоре после того, как он устроится на новом месте. Но мужа было уже не переубедить. Я попыталась было сменить тему для разговора в надежде на благоразумие своего супруга, но в тот вечер они окончательно разругались. Отец сказал, что если сын уедет, то может больше и не приезжать. С тех пор больше я его здесь и не видела. Мы остались тут втроем, и сначала меня покинул супруг, а после и Хару. Сын конечно периодически интересуется как я тут поживаю, но, кажется, он и на меня держит обиду, что я не смогла помочь переубедить папу в тот вечер.
— Может быть не всё так плохо на самом деле, как порой кажется? — постарался успокоить ее я, — хорошая работа требует очень большой отдачи, а еще и семью пришлось содержать, ребенка воспитывать. А Ваш внук? Он же должен быть уже взрослым.
—