– Проведу, – шепнул лорд одними губами. – Помни только, что это ты меня об этом попросила.
Я вскинула подбородок. Что они все заладили? То Шерон, то Риддл! Что такого ужасного по ту сторону, что все стремятся отговорить меня идти туда?
– В аду вы, что ль, живете, – буркнула я хмуро.
Риддл снова улыбнулся, на этот раз грустно. Недовольно хмыкнув, я вернулась к столу. Сама решу, понравится мне за завесой или нет. Сама!
Тут же заныла правая рука, как бы напоминая о том дне, когда меня тащили в центр деревни. Ад – он прямо здесь, за дверью моего дома. Ничто не способно напугать меня больше, чем человеческая жестокость.
Лорд меня несколько разочаровал. Говорит загадками, улыбается и собирался откупиться золотом. Но я понимала, что моя злость на него обусловлена не чем иным, как моей обидой на родителей. Может, у мамы были причины отдать меня на воспитание бабуле, но отец мог бы хоть сделать вид, что рад меня встретить живой и здоровой!
С его уходом в моей груди поселилось чувство, что об меня вытерли ноги, как о половую тряпку. Ранней весной и дождливой осенью мы с бабушкой стелили у порога кусок плотной ткани, чтобы грязь с улицы не растаскивалась по всему дому. Сейчас этой самой тряпкой была я.
Я яростно толкла в ступе стебли валерианы, превращая их в однородную кашицу. Шерон вернулся, сообщил, что баня прогрелась, но пока недостаточно. А мне и не нужно, чтобы внутри было нечем дышать: лорду и так тяжело.
– Отведи его туда и помоги лечь на живот. – Я кивнула на Риддла. – Раны почти затянулись, уже можно.
– Что «можно»? – не понял Шерон.
– Париться. Придется делать это несколько дней, так что не уходи так же, как твой дружок.
С последним словом я бросила пест в ступу и подхватила со стола несколько пучков трав. Их нужно положить на горячие камни.
Голого Риддла я уже видела, когда обрабатывала раны, но теперь, оставшись с ним вдвоем в бане, где он лежал на полке совершенно обнаженный, я вновь засмущалась. Слишком интимным был процесс парения – это не какое-то там обмазывание ран свиным жиром, а лечебное расслабление тела и души.
С трудом заставив себя смотреть в стену напротив, я окунула березовый веник в горячую воду и, радуясь, что могу безнаказанно отхлестать целого лорда, ударила его по спине.
Взгляд на стене не задержался, опустился.
Если бы не чудо-мазь, то до мужчины нельзя было бы дотронуться еще многие месяцы. Я с жалостью смотрела на рубцы, синяки и ссадины. Рваная дырка в коже под левой лопаткой не затянулась бы еще долго, а теперь вон едва красная. Может, зря я отнекиваюсь от своей сути? Ведьма я, как есть ведьма. И это неплохо, если благодаря мне люди могут страдать чуточку меньше.
– Я не сделал тебе ничего плохого, – со смешком сказал Риддл, после того как я прошлась веником по его ногам, не жалея сил.
– Простите. Не вы меня злите…
– Мне жаль, что так вышло с твоим отцом. Я могу поговорить с ним, если хочешь.
– И что вы ему скажете? «Ну-ка быстро признай Анку своей дочерью» – так, что ли? Да он вас и слушать не станет, если это не будет приказом.
– Согласен, плохой вариант.
Я убрала со лба пряди волос, мокрые от влажного воздуха. Окунула веник в таз, ковшом плеснула немного воды на камни, обложенные травами и хвойными ветками. Камни зашипели, повалил густой пар и в считаные мгновения заволок маленькое помещение.
– Плевать мне на отца, – проговорила я задумчиво, и сердце отозвалось ноющей болью. Оно не было со мной согласно. – Я только хотела увидеть его, вот и все. Его и маму. Увидеть, перекинуться парой слов, а может, привести их на могилу бабушки. Ладно я, но бабуля не должна быть забыта родной дочерью.
Риддл молчал, пока я обхаживала его веником. Я думала, не зря ли вывалила на него все свои переживания – ему в таком состоянии нет никакого дела до чужих проблем. А Риддл не говорил ни слова, потому что, кажется, уснул.
– Спите? – Моя рука замерла с занесенным над спиной демона веником.
Лорд дернул плечом.
– Нет. Пытаюсь вспомнить, в какой момент… Впрочем, неважно.
– О чем это вы?
Риддл не ответил. Мне пришлось хлестнуть его веником, и тогда он со вздохом проговорил:
– О тебе. Причина, по которой тебя отправили в Костиндор, проста: ты защищаешь деревню от собственной матери. Я всего лишь хочу вспомнить, в какой момент Катарина озлобилась настолько, что Даламару пришлось увести тебя из-за завесы. Пока ты живешь в Костиндоре – Катарина не тронет деревню. Видно, любит тебя.
– Что значит «не тронет»?
– Ты многого не знаешь, Анка. Ни о мире за завесой, ни о демонах, ни тем более о легионе Безликих. Я не смогу, даже если очень захочу, рассказать тебе все в короткий срок. Будет лучше, если ты все увидишь своими глазами. Если только за три года тот самый мир, который я знал, не изменился до неузнаваемости.
Я отбросила веник, поправила подол платья. Влажное, надо бы переодеть. Рассеянно скользнула взглядом по лорду, невзначай задержалась на ямке внизу спины и тяжело вздохнула.
– Мне не нравится, что вы говорите загадками. Но я поняла, что вы и сами-то ни в чем уже не уверены. Так?
– Я три года был в плену. За завесой три года – долгий срок.
– Тогда не будем терять времени. Согласны? Вы можете говорить, а значит, силы восстанавливаются. Ходить своими ногами необязательно, Шерон поможет вам забраться на лошадь. Еще несколько дней отлежитесь и пойдем за завесу, где вы мне все расскажете.
Лорд промолчал, и это стало ответом.
Пройдет несколько дней, может, даже меньше седмицы, и я наконец-то увижу место, где родилась. Многие годы завеса притягивала меня с непреодолимой силой, но каждый раз отталкивала, не давала до себя дотронуться и уж тем более переступить черту. И вот, это наконец случится: я уйду за Туман и навсегда забуду о Костиндоре.