Парнишка оказался здоровенным старшим лейтенантом лет тридцати. Он лихо вытянулся перед Фроловым.
— Старший лейтенант Игнатьев, товарищ капитан. Вызывали?
— Слушай, Игнатьев, это товарищ из Комитета госбезопасности, ему надо добраться в Писцово. И помоги ему там во всем, понял?
— Так точно, товарищ капитан, — рявкнул «парнишка», с уважением посмотрев на Кудряшова.
До Писцова доехали сравнительно быстро. Старенький милицейский «газик» обладал хорошим мотором, хотя и дребезжал кузовом так, что у Андрея заломило в ушах. Дорогой, выслушав Андрея, Игнатьев помолчал и произнес:
— Старожилы? Как же, есть… Тетка Зинаида, почитай, года с тридцатого живет…
— Мне поговорить с ней надо, вы бы пригласили ее в отделение…
— Кого? Тетку Зинаиду пригласить? — Игнатьев с сомнением покачал головой и усмехнулся. — Медведя из лесу и то легче в отделение пригласить, чем ее… Отвезти я вас отвезу, а там уж вы сами…
Деревенька была маленькая, и казалось, что ее занесло снегом по самые трубы. Из шести домов, что вытянулись вдоль дороги, дымок курился только в четырех, в отдалении виднелись еще три дома, но признаков жизни в них не было заметно. Машина проехала в самый конец деревни и остановилась.
Игнатьев выглянул из кабины и отрывисто сказал:
— Дома… В огороде дрова колет.
Они вошли по аккуратно расчищенной дорожке во двор и тут же увидели тетку Зинаиду у высокой поленницы. Ей было лет шестьдесят. В солдатской телогрейке, серой деревенской юбке и больших валенках. На голове лихо заломлена старенькая шапка-ушанка. На звук шагов тетка на мгновение подняла голову, показав худое лицо с хитрым и выжидающим выражением глаз.
— Здравствуйте, тетка Зинаида… — не очень решительно произнес Игнатьев и, сняв шапку, поклонился. — Тут до вас товарищ приехал. Поговорить ему надо с вами…
— Пущай говорит, — милостиво разрешила тетка, лукаво посмотрев на Андрея, — только, судари вы мои, недосуг мне стоять, так что вы поколите мне дрова, а я тем временем и поговорю.
Делать было нечего. Игнатьев, покачав головой, скинул дубленый полушубок и стал колоть дрова, а Кудряшов, усмехнувшись на теткину хитрость, присел рядом с ней на здоровенный комель березы, который лежал чуть в стороне от поленницы.
— Зинаида…
— Степановна…
— Зинаида Степановна, не помните ли вы, кто жил в деревне во время войны? — скороговоркой выпалил Андрей.
— Эк, милый, как же не помню? Всех помню. Тогда девять домов в Писцове было, сейчас только четыре осталось… Старики помирают, а молодые норовят в город податься иль на центральную усадьбу, к кину поближе.
Тетка Зинаида задумалась, полезла в карман телогрейки, достала пачку «Примы». Ловко закурила и, с удовольствием затянувшись, бросила взгляд вдоль улицы, словно что-то припоминая.
— С краю Белохвостовы жили, — проговорила она, — потом хохлы — Костенки, дале Ножкины… Настька беркулезная, сводная сестра Алферова Ивана…
Андрей замер.
— Как вы сказали?
— Настька беркулезная. И Настьки мать-то при родах померла, вот ее Алфериха и кормила грудью почти с год. Считай, совсем родными с Иваном почитались. Померла она в сорок четвертом. Доконал беркулез.
— А жену Ивана Алферова вы знали?
— Груньку-то? Как не знала… — Тетка обидчиво поджала губы. — Я Груньку век помнить буду… Гнилой сруб мне продала… Мужика-то ее перед самой войной в лесу браконьеры порешили, так она посередь самой войны примака в дом привела.
— Какого примака? — не понял Андрей.
— Обыкновенного. Ты коли, коли, милый, — прикрикнула она на устало разогнувшегося Игнатьева, — у нас свой разговор, а у тебя свой… Обыкновенного, с руками и ногами. Жила-то она на кордоне алферовском, а потом сюда перебралась, к Настасье…
— Вы не ошибаетесь, Зинаида Степановна? — переспросил Кудряшов.
— Как это ошибаюсь? — возмутилась тетка Зинаида. — Да я у нее в сорок четвертом году вот этот самый сруб и купила. Даже бумага с сельсовета есть.
— Ничего не понимаю, — произнес Андрей. — Разве Алферова не погибла во время войны?
— Кто, может, и погиб, только не Грунька… — ехидно заявила тетка Зинаида, выбрасывая окурок и сплевывая на снег. — Эта баба нигде не погибнет. Мужичонка, правда, ей плохонький попался, болел, почти из избы не показывался. Его Грунька пристроила в госпиталь, в котором работала…
— А куда она потом девалась?
— Кто ее знает… — Тетка пошамкала губами. — Сруб и избенку продала и уехала с госпиталем…
— Вестей никаких от нее не было?
— Как не было? Было. Году в пятидесятом письмецо мне пришло, все про Ваську Дорохова расспрашивала. Этот прихвостень у фашистов служил, — тетка понизила голос и, оглянувшись, подмигнула. — Я баба прямая, я не стала церемониться — взяла да и снесла его в Гераньки к уполномоченному…
Андрей и Игнатьев переглянулись.
— А чего это вас всех до Груньки потянуло? — с любопытством спросила тетка Зинаида. — Этот самый учитель-то уж больно интересовался, словно свататься к ней хотел. И Маруська потом прибегала.
— А разве Смолягина не знала, что Алферова осталась жива? Она раньше не интересовалась?
— Милок, не те времена были, чтоб кем интересоваться! Да Маруська к тому ж, окромя себя, никем никогда не интересовалась…
— Спасибо, Зинаида Степановна, большое спасибо…
— А вы чего, уходите? — огорчилась тетка Зинаида. — А то б покалякали еще… Дров-то вон сколько…
— Андрей Петрович, — голос Рослякова звучал глухо, — быстро к начальнику управления со всеми материалами по смолягинскому отряду и Егорову скажи.
Когда Кудряшов и Игорь вошли в кабинет начальника управления, там были Росляков и Петров.
Начальник управления негромко беседовал с Росляковым, то и дело что-то переспрашивая.
— Здравствуйте… прошу поближе. Начинайте, Владимир Иванович.
Росляков встал и четко доложил ход дела с наиболее интересными деталями.
— Так, так… Значит, вы говорите, Владимир Иванович, Лозовой приходил к вам с заявлением. А до этого он нашел следы партизанки Алферовой. Вы нашли, где проживает Алферова?
— Так точно, товарищ генерал.
Кудряшов встал и раскрыл папку.
— Когда свидетельница упомянула, что Алферова работала в госпитале, я дал запрос в Центральный архив Министерства обороны, и мне пришел ответ, в котором был указан номер госпиталя, дано подтверждение того, что Алферова работала в нем санитаркой. Последний город, в котором находился госпиталь, Батуми. Там он был расформирован и превратился в обыкновенную клиническую больницу. Алферова проживает в Батуми — вот справка адресного бюро.
— А ваше мнение, кто предатель?
— Лозовой, — уверенно заявил Кудряшов, — первое, что меня насторожило, это его удивление, что остался жив еще один свидетель, Дорохов. И только когда Лозовой понял, что Дорохов его не знает, он успокоился. Потом розыск Алферовой… И наконец, откуда рядовой боец партизанского отряда может знать кличку пусть даже разоблаченного вражеского агента — Лесник? Эту кличку могли знать только Смолягин, начальник фашистской разведывательно-диверсионной школы Готт и… сам агент Лесник. Может,