Я не стал дожидаться реакции солдата, лишившегося казённого имущества. Свернув за ближайший угол, я остановился, перекинул ногу через рамку, оттолкнулся второй от брусчатки и нажал на педали. Первые десятки метров я вспоминал как ездить. Движение получилось вихлястое. То ускорялся, то притормаживал. Но вскоре дело пошло на лад. Если бы не большое количество транспорта, узкие улицы и толпы солдат, то промчал бы через весь Тересполь с ветерком за считанные минуты. А так приходилось осторожничать. Иногда спрыгивал на брусчатку и шёл пешком, ведя велосипед рядом, когда нужно было обойти толпу или стоящую технику.
На территории, где стояли мортиры, усиления охранного режима я не заметил. Впрочем, тут расположена целая рота по периметру и на внутренних постах-патрулях. Даже если добавили один-два поста после подрыва мной склада за городом, то этого особо и не заметишь на общем фоне. Как-никак к охране подобных объектов гитлеровцы подходили с особой строгостью. Режим всегда был повышенным.
Тем сильнее эффект ледяного душа будет для них, когда «Тор» и «Один» отправятся в свою металлическую Вальхаллу после моего посильного участия в их судьбе.
На дело я пошёл в седьмом часу вечера. В это время все свободные от караулов гитлеровцы стали собираться у столов под навесами, возле который дымила полевая кухня.
К этому времен я успел как следует отдохнуть, наложить все необходимые заговоры на себя и взрывчатку, а также восстановить внутреннюю энергию.
Как сразу выяснилось я не зря опасался овчарок. Одна из этих дрессированных псин, видимо что-то почуяв, сделала стойку на меня. В первый момент я испугался, что она меня увидела или почувствовала под заговором. Но проследив за её поведением и тем, куда она потянула своего проводника, слегка успокоился. Вот прям совсем чуть-чуть. Эта лохматая чёрно-рыжая здоровенная зверюга, оказывается, учуяла мои следы, но не меня самого.
— Тим, что у тебя? — окликнул проводника постовой под грибком, оказавшийся совсем рядом с маршрутом «собачника».
— Герда что-то почуяла. Только не пойму что или кого, — ответил тот.
— Сообщить? — спросил постовой. Только после его слов я приметил рядом с ним на столбе чёрный телефон.
Проводник раздумывал секунд пять, затем кивнул:
— Да, сообщи лейтенанту, что собака нашла странный след.
«Чтоб вас всех понос до смерти пробил», — мысленно пожелал я чересчур бдительным немцам.
Хорошо, что я не успел дойти до мортир, а только наследил немного с краю внутренней охраняемой территории. Пришлось сворачивать резко в сторону и, сделав петлю, возвращаться по своим следам, обойдя проводника. Как обезопасить себя хотя бы на ближайший час я придумал быстро. Но для этого мне нужно дождаться отбоя и заглянуть в палатки с солдатами.
Не прошло и двух минут, как на месте, где собака унюхала мои следы, появился немецкий офицер с четвёркой солдат. Переговорив с проводником, они всей толпой двинулись по следу, который взяла овчарка. А та, довела их до кухни и встала. Здесь так сильно было натоптано и пахло гарью с соляркой, что мой запах размылся.
«Это всё одеколон. Вот надо мне было им в городе брызгаться, — с небольшой досадой подумал я, наблюдая издалека за этой суетой. — С другой стороны, я так пах после марша к Тересполю, что меня бы тогда схватили патрули из-за этого аромата».
В полночь, когда сменилась очередная смена караульных, я под невидимостью пробрался в палатку и стащил пару сапог и две пачки сигарет, ощупав сложенную форму возле ближайших коек. На улице быстро переобулся. Затем растёр в ладонях сигареты. Табак ссыпал в карман пиджака, а обрывки бумаги в другой, чтобы не сорить на территории. Вдруг попадётся особо глазастый фриц, которого заинтересуют крошечные клочки белой папиросной бумаги на земле. А если ещё свяжет недавнюю реакцию овчарки и у охранников проводятся уроки того, что придумывают нарушители для обмана караульных собак, то без очередного шухера не обойтись. А оно мне ни в одно место не впёрлось.
Я вновь потопал в сторону мортир. Авось, не получится, как по поговорке про любимую богом троицу. Хватит и первого блина комом.
В этот раз я пах как один из солдат. По пути несколько раз кидал по щепотке табака на землю. Маршруты караульных с собаками обходил стороной и каждый раз, когда их пересекал, удобрял землю бывшими сигаретами. Рядом с орудиями обсыпал всё табаком, насколько его хватило.
Мортиры даже в темноте внушали. Общее впечатление от такой же, виденной в кубинском музее, сильно отличалось. Там всё чистенько, ровненько, под крышей и за верёвочкой. Здесь же я осмотрел установку со всех сторон и даже полазал по ней, выбирая место для закладки взрывчатки.
Чуть в стороне от мортир стояли не менее могучие машины заряжания. А вот снарядов здесь не было, хотя на них я рассчитывал. Зато при осмотре мортир увидел, что в каждой торчит по боеприпасу. Значит, собранные мной данные не врали. Правда, «языки» говорили, что заклинило казённик только у одной мортиры. Здесь же вижу, что пострадали от этого дефекта оба орудия. Наверное, потому они до сих пор стоят здесь, под Тересполем. Расчёты освободить стволы самостоятельно не смогли и боятся везти «карлы» куда-то далеко: а вдруг рванут в дороге? Вот и сидят, ждут у моря погоды. Вернее, опытных специалистов с подходящими инструментами.
«Хоть бы так и случилось, когда мои гостинцы сработают», — помечтал я, закладывая коробки со взрывчаткой среди механизмов мортир рядом с открытым казёнником. Ну, а если и не выйдет ничего со снарядом, то и бог с ним. Взрыва моих зарядов должно хватить, чтобы изуродовать часть узлов. Ремонт немцам выйдет в копеечку, в тонны нервов и прорву времени. Но главное — это личный плевок в рожу Гитлеру, фанату огромных стволов.
Больше всего я опасался за самодельные запалы, которые соорудил, грубо говоря, из той самой субстанции и палок. Тренировался весь остаток дня в километре от площадки с мортирами. Так как нормального огнепроводного шнура у меня не было, то пришлось выходить из положения с помощью мёда, взятого из буфета полячки, тонкой верёвки, пороха из патронов и зачарованной «лимонки» без кольца с едва-едва прижатым рычагом, который сдерживала толстая нитка.