Неожиданно выяснилось, куда исчезают все плоды. Как-то рано утром, еще до рассвета, мы увидели в лесу целый отряд вахин и молодых парней во главе с нашим старым приятелем Иоане! В мешках и просто охапками они тащили плоды, за которые мы честно уплатили вперед. И ведь им эти плоды были совсем не нужны. Это делалось нарочно. Они обобрали даже кокосовые пальмы возле самой хижины. Порядком разозленный, я догнал отряд Иоане возле реки, где они грузили мешки на лошадей. Неплохо поживились.
— Иоане, — сказал я, — ведь эти плоды мои.
— Аоэ[7], — беззастенчиво солгал Иоане. — Я собрал их на соседнем участке.
Мы оба были настроены одинаково воинственно. Но спорить бесполезно. Против меня будет все племя во главе с вождем.
А еще через несколько дней я застал Иоане, когда он слезал с кокосовой пальмы возле нашего дома. Я бросился к нему. Он зло посмотрел на меня.
— Это наш участок, — сказал я.
— А пальма моя, — крикнул Иоане.
— Мы заплатили за пользование участком и за фрукты.
— За фрукты платили, за орехи нет.
— Нет, уплачено за все, и за орехи. Мы не можем жить без орехов. И ведь фрукты тоже все исчезли.
Я с трудом сдерживал себя.
— Кокос — не еда, кокос мои деньги! — завопил он.
Не знаю, чем бы это кончилось, если бы Иоане не ушел, буркнув, что я могу забрать оставшиеся орехи.
Что делать. Мы не дома. Придет судно — можем послать жалобу. Но через сколько месяцев ее рассмотрят? Через сколько лет пришлют решение? К тому же островитяне будут настаивать на своем, и попробуй установи, кто прав. Всем известно, что белые грабят полинезийцев; так что лучше помалкивать… Но ведь орехи нам необходимы, это наша главная пища!
Жизнь в дебрях становилась невыносимой. Без конца хлестал ливень, куда-то пропали все раки, полчища комаров безжалостно преследовали нас. Их развелось столько, что островитяне не могли работать в долине, не могли заготавливать копру. Скорее бы явился корабль, который мог бы забрать нас из этого ада и доставить туда, где есть врач, способный справиться с нашими язвами!
Нам рассказали, что одна женщина в деревне наступила на рыбью кость. Ранка быстро разрослась, и заражение распространилось на всю ступню. Пришлось ей потом на Таити отнимать ногу.
Как мы ждали корабля… И однажды поздно вечером, когда мы сели ужинать, издалека донесся гудок парохода. Там за лесом, в океане — пароход! В ту ночь нам было не до сна. Задолго до рассвета мы достали нашу самую лучшую одежду, от которой давно успели отвыкнуть.
Я даже опешил, когда взглянул в зеркальце, чтобы завязать галстук: он исчез под косматой дикарской бородой. Волосы длинными прядями падали на плечи. Лив-то что, ее только красили длинные волосы. Ну, да не важно! Хотя смешно, конечно, с непривычки. Сами виноваты, отдали свои бритвы и ножницы.
Обернув ноги мешками для защиты от грязи, мы зашлепали вниз по долине. Не доходя до деревни, мешки сняли и ступили на главную улицу во всем параде. Фатухивцы ахнули.
Но что это? Синяя гладь океана, белые гребни волн — и никаких пароходов! Ничего!
Пакеекее рассказал, что ночью он видел огни, но пароход прошел мимо… Он тоже приуныл. Этому мученику веры, которого преследовали все соплеменники, приходилось несладко. Соседи переносили его межевые камни, устраивали ему всяческие козни. Только что вождь оштрафовал священника за кражу феи. Это Пакеекее-то, который не то что украсть, даже солгать не способен! Я рассказал ему, как Иоане воровал наши фрукты и уверял, что они собраны на соседнем участке.
— Се на бьен[8],— ответил Пакеекее. — Соседний участок — мой!
Еще одну неприятную новость сообщил нам звонарь. Сын Иоане Хаии, страдающий слоновой болезнью (да-да, тот самый, который подмешивал мочу в апельсиновый сок, посылаемый священнику), поймал на берегу скорпиониху с детенышами и заготовил для нас полную коробку этих тварей. Так что нужно быть начеку…
Положение в деревне было бедственное. Местные жители всецело зависели от поставок риса и муки, а подвалы Вилли давно опустели. «Тереора» привезла очень мало продуктов. В Ханававе тоже голодают, туда ходила лодка, чтобы узнать, как дела. И там ждут парохода…
Дни складывались в недели, недели — в месяцы, и, когда прошло три месяца без каких-либо перемен, мы решили, что все ясно. Последние новости о том, что происходит в мире, были шестимесячной давности. Тогда шла война в Испании. И в Китае. Видно, теперь началась мировая бойня. От островитян мы слышали, что во время Первой мировой войны они годами были оторваны от внешнего мира. Никто не заходил за копрой. Тогда на Фату-Хиве даже не знали о том, что был разрушен Папеэте.
На четвертый месяц тщетных ожиданий в деревне стало совсем скверно. И особенно отвратительно чувствовал себя отец Викторин. Он решил любой ценой покинуть Фату-Хиву.
До ближайшего острова больше ста километров пути по бурному океану. А самым крупным судном на Фату-Хиве была старая рассохшаяся шлюпка, которая лежала под навесом на берегу. Она принадлежала Вилли Греле, но он давно забросил ее и решил купить себе новую лодку.
По приказу отца Викторина фатухивцы законопатили щели в шлюпке, вывели ее через прибой и поставили на якорь в бухте, чтобы разбухли доски. Затем они срубили в лесу несколько тонких деревьев для мачты и оснастили ее огромным парусом — на наш взгляд, слишком большим для такой скорлупки.
Океан избороздили буйные валы, дул сильный ветер — правда, в нужном направлении, на север, к ближайшим от Фату-Хивы островам Хива-Оа и Тахуата.
И однажды утром — оно было таким же хмурым, как и многие предыдущие, — отец Викторин решился. Вместе с командой гребцов он вышел на подлатанной шлюпке в океан. Нельзя было не воздать должного его отваге. Огромные волны швыряли лодку вверх-вниз, она то и дело исчезала за водяной горой, нам казалось — навсегда. Но всякий раз ее выносил вверх гребень очередной волны. Вот белый парус затерялся вдали. Мы долго стояли на берегу, волнуясь за смельчаков.
Отец Викторин хотел остаться на Хива-Оа, главном острове архипелага, а его спутники должны вернуться с рисом, мукой, сахаром. Вернутся ли?.. Наконец через неделю наблюдатель на берегу сообщил, что видит шлюпку.
Могучие волны легко вынесли ее на берег. Команда была совершенно измотана. Им пришлось работать веслами всю дорогу до Фату-Хивы. Мачта сломалась,