Далее в микрофоне немного пошуршало, поревели какие-то моторы, и включился Эндрю Допкинс.
— Друзья, я сейчас нахожусь на улице Горького на пересечении с Никитским переулком, справа от меня Центральный телеграф, к которому выстроилась огромная очередь, а впереди проспект Маркса, но на него и далее на Манежную площадь никого не пускают, там стоит оцепление из военнослужащих. Сейчас я попробую поговорить с людьми, которые стоят в очереди к телеграфу…
В динамике опять пошуршало, после чего Эндрю продолжил бодрым голосомэ
— Добрый вечер, не подскажете, за чем эта очередь стоит?
Через пару секунд в ответ ему раздалось следующее:
— Завтра, говорят, будет денежная реформа, деньги заменяют на новые, говорят — а если послать их себе или родственнику какому телеграфом, то все будет хорошо… говорят…
— А еще что говорят? — поинтересовался Допкинс у непоименованного стояльца в очереди.
— А вы кто такой-то? — спросил тот.
— Корреспондент радиостанции ББС, — ответил он.
— Аааа… — сделал небольшую паузу его собеседник, — ну тогда слушайте, что еще говорят — Романова, говорят, снимают, а вместо него будет даже не один, а целых три руководителя… каких именно, не знаю. А еще говорят, что вводится военное положение и карточки на продукты и товары первой необходимости. И еще говорят, что всех кооператоров и частников завтра посадят в тюрьму…
Но тут неожиданно затрезвонил телефон в приемной Романова — его хорошо было слышно в гулкой тишине второго этажа Сенатского корпуса. Генсек бросил в трубку жене, что перезвонит, и быстрыми шагами вернулся в приемную, секретарь следовал за ним верной тенью.
— Это Примаков, — раздалось из трубки.
— Очень хорошо, Евгений Максимович, — ответил Романов, — может хоть вы объясните, что за чертовщина у нас творится.
— Сожалею, Григорий Васильевич, — ответил тот каким-то сдавленным голосом, — но сейчас я нахожусь под арестом и могу только передать трубку тому, кто меня арестовал.
— Передавайте, — быстро выпалил Романов.
— Алло, это генерал-майор Локтионов, командир Кантемировской дивизии…
— Слушаю вас, генерал, — устало опустился в кресло Романов, предчувствуя большие неприятности.
— Григорий Васильевич, ради вашего же блага и безопасности не предпринимайте никаких непредсказуемых действий, — резким командным голосом сказал в трубку генерал, — к вам подъедут наши люди в течение десяти-пятнадцати минут, сдадите им под расписку так называемый ядерный чемоданчик…
— А потом что? — поинтересовался Романов, предчувствуя в принципе, что ему ответят.
— Затем направитесь под домашний арест… дальнейшее будет зависеть от многих обстоятельств, так что про него пока ничего не могу сказать.
— Хорошо, присылайте ваших людей, — ответил генсек и отключился.
— А где у нас этот самый чемоданчик? — спросил он у секретаря.
— Так в сейфе, вот в этом, — ответил тот, — на ночь его туда запирает дежурный офицер… а утром снова достает.
— Открыть сейф сможешь? — с надеждой посмотрел на Мишу Романов.
— Конечно, дубликат ключа вот здесь висит, на стеночке… — и он достал оттуда большой ключ, почти такой же, какой был у Буратино в известной сказке.
— Доставай чемодан и пошли, — скомандовал ему генсек.
— Куда, Григорий Васильевич?
— В Метро-2, куда же еще…
Метро-2 — Останкино
— Ключ-карта от лифта у меня вот здесь лежит, — открыл верхний ящик стола Романов, — сейчас спустимся вниз и уедем куда-нибудь подальше от этих танков… возражения есть?
— Никак нет, Григорий Васильевич, — выдал вымученную улыбку Миша, — как скажете, так и сделаем… вы же начальник, я подчиненный, надо, стало быть, соблюдать субординацию.
— Молодец, — бросил ему генсек, вытаскивая из стола кучу разных конвертов, — так, это от спецархива… это вход через Троицкую башню… это Госрезерв на Котельнической набережной… вот, нашел, кажется, оно самое — написано «лифт в метро».
— Пойдемте уже быстрее, — Миша начал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, — по-моему, снизу уже кто-то сапогами по лестнице стучит.
— Своевременное замечание, — ответил Романов, быстро передвигаясь по направлению к выходу от своего кабинета направо, — лифт один из этих трех… есть представление, какой из них наш?
— Думаю, что вот этот, — показал Миша на левую дверь, — тут кнопки не так стерты и пыль возле входа — видно, что пользовались им нечасто…
Романов без слов провел карту-ключ вдоль приемного блока указанного лифта, лампочки рядом с ним поморгали, после чего двери гостеприимно раскрылись.
— Цены тебе нет, — бросил ремарку генсек, когда они вошли внутрь, — напомни, чтоб я тебе зарплату повысил со следующего месяца.
— И чтоб на пятьдесят процентов, — набрался храбрости в своем ответе Миша.
— На семьдесят пять, не меньше, — ответил ему Романов, а лифт тем временем начал ускоренное движение вниз, так что конечности обоих пассажиров похолодели, а внутренности устремились вверх.
— Приехали, — сказал генсек, когда двери отворились, открыв доступ в довольно обширное помещение, скудно совещенное лампочками дневного света.
Оба пассажира вышли из лифта, тот закрыл двери и затих, в вокруг была гробовая тишина и стандартная платформа московского метро… название станции было только в одном месте, посередине платформы справа, и было там написано «Кремлевская». Народу тоже тут не было ни одной живой души, но возле правой платформы, если смотреть от выхода из лифта, стоял состав из одного вагона, весь темный и неприветливый.
— Что дальше будем делать, Григорий Васильевич? — спросил секретарь немного испуганным голосом.
— Насколько я помню, — ответил генсек, — от этой станции идут две ветки — первая на юг через МГУ и в Раменки, вторая на восток в район ВДНХ. Где-то здесь должна быть схема, надо поискать…
Они разошлись в разные стороны, и через несколько секунд Миша радостно сообщил о находке искомой схемы.
— Так… — произнес Романов, углубившись в изучение путей, — на юг нам, наверно, не надо двигать, а вот на восток вполне можно… это вот в ту сторону, — уверенно показал он направо. — Сможешь завести локомотив? — на всякий случай спросил он секретаря, не надеясь ни на что положительное.
— Извините, Григорий Васильевич, — потряс тот головой, — но наверно это выше моих сил.
— Я, похоже, тоже не справлюсь с такой задачей… — озадачился генсек, — хотя слушай… когда я в последний раз инспектировал это сооружение, его